Шеф уже бредил идеей и вслух неожиданно для окружающих размышлял: «…и ещё необходима охрана. Лучше из инородцев. Проверено практикой. Они без сентиментов и отчаянные». Мне он предложил тогда стать его замом, но мой азарт состоял тогда в том, чтобы демонстративно отказаться, сказав: «Если бы я хотел, то давно был бы руководителем…» и прочую чушь, что казалось мне верхом самостоятельности. Хотя это – правда. Я не инфицирован властью. Решать за других мне в тягость. Я чувствовал себя тянитолкаем Лофтинга, способным скакать по жизни взад и вперед. В детстве меня влекли диковинные животные и я верил, что есть тянитолкай, зверь, у которого перед задом, разом в котором совмещено прошлое с будущим, а недоумение шефа доставило мне радость.
Шестидесятые-семидесятые годы прошлого столетия – особенное время смены поколений. Руководство предприятия представлял ещё на глазах редеющий слой основоположников, начинавших и вынесших становление ракетной техники на своих плечах, а новое поколение, жизнерадостной толпой подступало, меняя начисто сложившиеся порядки.
Мою дальнейшую деятельность можно назвать «эстафетой отторжения».
Первое международное сборище в НИЦе выглядело потрясающе. Зал сиял огнями. Приглашены были экипажи, кураторы наши и из ИКИ. Работало разом несколько групп в разных частях зала. Действо чем-то походило нп спектакль «Много шума из ничего», а получив должный размах. НИЦ заработал на полную катушку, и мы смотрелись винтиками в нём.
Кончилась полётная горячка. Я оформил отпуск чтобы осуществить сумасшедшую идею – написать книгу о проекте – полёте французского космонавта. Название её уже созрело в голове: «С высоты птичьего полёта». Собственно, тянуло писать не о самом полёте, а о Франции, о подготовке полёта, о работе с французскими специалистами, о том, что поразило больше всего.
Так или иначе я её написал. А выйдя из отпуска обнаружил очередную подставу. Сработал дует Таисия-Маша. Для завязки следующего французского полёта в команду записана Маша, а я – руководитель подобных работ – не при чём. Протестовать, переделывать было поздно, и Маша отправилась во Францию в новом качестве.
В результате произошла трансформация. Она там, во Франции что-то наобещала, и теперь я должен был это выполнять. Начальник и подчиненная поменялись местами.
Шеф в отношении меня действовал преднамеренно. Что оставалось констатировать. Как говорит в похожих обстоятельствах мой внук? «Я уже готов. Я уже в коробочке». Это была политика укрощения строптивых. Древние приручали первых животных, ломая им ноги.
Возглавить столь крупное новое подразделение ОКБ шефу поначалу не светило. Им была выбрана скрытая стратегия. Руководителем НИЦа был назначен первоначально космонавт Виктор Савиных. К нему не было претензий. Особенность заключалась лишь в том, что он имел стойкое желание уйти вскоре на вузовскую работу. Шефа утвердили его замом, а после ухода Савиных он автоматически возглавил НИЦ, став заодно и замом Генерального. Это было грандиозное назначение. Шеф был опьянён своей властью. Его понесло в разнос. У каждого свои фобии. Я сам был чуть на него похож. Меня тянуло окружающих огорошить. Например, удачным расчётом удивить.
Начало НИЦа напоминает самозарождение жизни. Оно начиналось с нуля. Затем последовало несложное объединение, а после подразделение росло как снежный ком. С ростом коллектива, казалось, у шефа росло уважение к себе. Он свято верил, что все его подчинённые должны работать только на него.
Совещание в МИДе. Шеф в центре и на виду. Как правило, здесь собирались дипломаты. Теперь же центром всеобщего внимания наш шеф. Ему доставляло удовольствие участвовать в пресс-конференциях, остроумно отвечать не задумываясь, по-своему, с долей дешевого балагана. Теперь было важно не потеряться в коридорах власти и стать своим. Особую роль сыграют личные знакомства.
Случилось продолжение сериала с Петей Короткевичем. В статье «Независимой газеты» известного перестроечного журналиста жестянщик Паша Короткевич выступает спасителем отечества, «создателем нового поколения ядерно-стратегических вооружений». По его словам, он из тех, кто выковал «щит и меч» страны. Он якобы академик и при Думе. Время сложное и всем, вроде, на самозванца наплевать. Только не шефу. Статья вызывает бурю его негодования, и он строчит гневное опровержение в газету.
О Короткевиче больше мы не слышали. Должно быть письмо сыграло свою роль в разоблачении академика- проходимца.
Книга в целом мною была закончена. Оставалось иллюстрации подобрать и местами чуть переписать. В ней о шефе не было ни строчки. Он о книге прослышал и попросил рукопись.
Я долго тянул. Дал прочитать только моей приятельнице Марине. Она быстро прочла и похвалила. Искренне. Так показалось мне. Не нужно похвал, а, может, чуточку сочувствия и всё встанет на свои места. Она сказала:
– Я словно побывала в Париже…