Закрыв глаза, Григорий старался отгадать томительную загадку, почему, когда, от кого Глория произвела на свет столь непохожую на нее пышнокудрую блондинку, ненавидящую тьму и даже сумерки. Был ли тем мужчиной снежный барс, который, как понимал Григорий, на самом деле был не барсом, а инкарнацией Великого Могола Аурангзеба, смерть которого на поле битвы перенесла снежного барса в иную оболочку, оболочку того странного одноглазого певца в трамвае, который уже третью неделю преследовал Григория…»
Лидочка, оказывается, пропустила историю одноглазого певца, которая, к счастью, не имела отношения к сюжету.
«…Хлопнула дверь. Григорий не открывал глаз. В приоткрытую дверь заглянула Дария.
– Ты пришел, Григорий?
– спросила она, и незачем было его спрашивать, ибо кто же, кроме астрологического отца, мог лежать на итальянском диване. – Ты будешь принимать пищу?– Нет,
– лениво ответил Григорий, вытягиваясь, словно барс, на диване. – Мне и так хорошо.– Ну засни,
– засмеялась Дария, которая понимала Григория больше всех, даже больше, чем мать, может быть, потому, что они много времени провели, касаясь друг друга (восклицательный знак), когда готовили уроки, читали книги или когда Григорий держал девочку на коленях и она незаметно росла, превращаясь во взрослую девушку легкой воздушной красоты, и совершенно непонятно было, как такая белогрудая красота могла зародиться в отсыревшей глуши бутанских подземелий.Вот и сейчас возникла неловкость от того, что взор Дарии застиг его лежащим на диване. О, как бы не догадаться ей, что причиной тому его неизбывное стремление коснуться губами диванных атласных подушек, хранящих аромат волос Дарии, и впитать нюхом
(«Впитать нюхом!» – побойся Бога, Сережа!») треволнение ее духов, прижившееся в диванных подушках.Григорий вскочил!
Дария одарила его смущенным любопытствующим взором.
– Скажи мне, Григорий,
– задала она неожиданный вопрос. – Сколько было лет моей матери, когда ты встретил ее впервые шесть лет назад?– Сколько и сегодня, немного за двадцать.
– Но меня в то время не было?
– Тебя еще не было.
– Откуда же я возникла? Кто мой отец? Есть ли я в действительности?
– Неужели Глория ни разу не открыла тебе глаза?
– спросил Григорий с тайной надеждой, ибо и сам мучился этим роковым вопросом.Движением утомленной пантеры Дария приблизилась к мужчине. Ее ресницы призывно трепетали.
Непроизвольно рука Григория поднялась и коснулась ее горячей нервной спины.
– О, не смей! Ты пробуждаешь во мне чувственность. Я становлюсь банальной самкой.
(«Может, найти для самохарактеристики персонажа другое слово?») Ты не представляешь, какой бедой для нас может обернуться взаимное стремление наших тел и душ!