Руслан крутился вокруг Даши уже несколько месяцев и, видно, беспокоил Сергея… Впрочем, трудно определить меру жизни в творчестве писателя – бывали случаи, когда автор сознательно сводил счеты с людьми в своих произведениях. И его враги, и его друзья оказывались на страницах в сомнительном положении.
Неудивительно, что наивный, но житейски хваткий Толик нашел в рукописи Сергея желанный материал. Угадывая людей, он тут же распределял их по страницам уголовного дела. Для него роман стал шахматной доской, на которой по воле Сергея передвигались фигуры, вполне узнаваемые и уже подозреваемые милицией.
Лидочка продолжила чтение, натолкнувшись через несколько страниц на любовную сцену героя и Глории.
«…Сколько сладостных ночей провел Григорий в этой сладкой, наполненной экзотическими ароматами пещере! Но сегодня нечто иное, светлое и неподкупное
(«Не то слово!») тревожило его и звало вырваться на свет.Глория медленно раздевалась.
Она была освещена лишь пламенем свечи.
Показались ее гладкие смуглые плечи, показалась прядь ее вороных волос.
(«У меня такое впечатление, что раньше (см. гл. 4 и 5,) ты подчеркивал ее бледность. Почему он только сейчас заметил черную прядь? Значит ли это, что дома она ходила в платке?»)Неверный свет свечи заиграл на обнажившейся груди Глории. Грудь была такой же девичьей и упругой, как шесть лет назад в подземельях бутанского дворца. Желание вспыхнуло в Григории с новой силой, и он стал срывать с себя одежды, которые беззвучно планировали на ковер.
Почти неслышная мелодия заиграла в воздухе
(«Стиль!»), и Глория подняла к потолку тонкие руки в звенящих золотых браслетах.Подобно кобре под звуки дудочки факира в Джеллалабаде, ее гладкое, подвижное, скользкое в движениях («!») тело несло в себе такой запас страстного желания, что Григорий, хоть и был только что намерен поговорить с Глорией раз и навсегда о том, что сердце его склонилось к Дарии и лишь ее плоть отныне беспокоит его высокие чувства
(«Плоть ли?»), не удержался и потянулся к источнику страсти.Тихо ахнула Глория, словно удивляясь прикосновению алчущих рук, она откинулась назад и упала на диван-кровать, одной рукой откидывая стеганое одеяло, другой привлекая к себе возлюбленного.
В полутьме глаза Глории увеличились до размеров немыслимых и приняли форму глаз огромной птицы.
– Скорее, скорее!
– молила Глория, извиваясь в руках Григория, словно пойманная им сильная птица, которая на самом деле и не желает вырваться из его рук.Скорее, скорее… И вдруг в комнате вспыхнул свет.
– Я не могу!
– закричал Григорий, увидев Дарию. – Она потребовала, она соблазнила меня, как это бывало всегда!– Да, я всесильна,
– обратилась Глория к дочери. – Даже в соперничестве с тобой я возьму верх. И не потому, что мне так нужен Григорий. Но он – выдуманный мною мужчина. Я его познала в подземельях Бутана, он мой астральный антипод, и потому мы обречены навсегда оставаться парой инь и янь, воздух и плоть, гроза и ручей. Ты понимаешь меня, дочь?