– Я ухожу. – Он прочистил горло, чтобы слова звучали строго, как ему хотелось. – Но помни: окна не открывать, даже если тебе очень жарко. Возьми газету и обмахивайся. Ночью окна должны быть всегда закрыты.
– ВсегдавсегдаГустад. Всегдазакрытывсегда. ПростиГустадпрости. – Когда Густад повернулся, чтобы уйти, он с недоумением указал на кровать. – КуклаГустадкукла.
Густад покачал головой.
– Оставь ее себе, – грубо буркнул он.
У Темула расширились глаза, он понимал, но не смел поверить.
– Куклакуклакукла. Густадкукла.
– Да, да. Кукла – твоя.
Теперь Темул не сомневался, он поверил и точно знал, что хочет сделать. Протянув руки, он прошаркал к Густаду и обнял его.
– ГустадГустад. – Он стиснул его крепко-крепко. – СпасибоГустадспасибо. – Потом взял правую руку Густада и запечатлел на ней слюнявый поцелуй.
Тронутый, несмотря на отвратительно блестевшую на тыльной стороне его ладони слюну, Густад смутился, не зная, как выйти из положения. Но Темул не хотел отпускать его руку, пока не услышит ответа. Он не мог понять, что смутило Густада.
И тогда Густад нерешительно обнял его одной рукой и легонько погладил по плечу, после чего, еще раз предупредив, чтобы он вел себя хорошо и не открывал окна, вышел, откинув кисейную занавеску и незаметно вытерев о нее руку.
После духоты Темуловой комнаты, оказавшись во дворе, он испытал облегчение. Ночной воздух прочистил его ноздри, освободив от потного мускусного запаха, казалось, налипшего в них. Стрельба стихла, хотя прожектора продолжали прочесывать темноту. Он вошел в дом и зажег фонарь.
– Густад? Все в порядке? – Доносившийся из-под кровати голос Дильнаваз показался странно далеким и бесплотным.
– Да. – Он направился в ванную и стал с ожесточением мыть руки.
– Что случилось? Тебя так долго не было, мы начали волноваться.
– У Темула окно было открыто. Пришлось подняться к нему. – Ему хотелось, чтобы она перестала расспрашивать.
– Но так долго? Что-то было не так?
– Не-
III
По мере того как индийские войска приближались к Дакке и освобождение Бангладеш становилось неотвратимым, всеобщий настрой делался все более оптимистичным. Люди приспособились к затемнению, и после наступления сумерек город уже не пустел только потому, что не светили фонари. Густад решил, что пора сходить к доктору Пеймастеру, сообщить ему, что Рошан поправилась, и спросить, можно ли прекратить давать ей лекарства. Во время ее болезни между ними случались разногласия, но Густад все равно любил своего детского доктора.
– Чудесная новость, чудесная, – сказал доктор Пеймастер. – И другой пациент тоже выздоравливает. Чудесно.
– Другой пациент?
– Бангладеш. – В приемной никого не было, и у доктора выдалось время поговорить. – Правильный диагноз – половина успеха. Правильные назначения – другая его половина. Я имею в виду инъекцию индийской армии. Таким образом, кризис миновал. Начался путь к выздоровлению.
Он опустил шторы, солнце давно уже село.
– Теперь нам бы излечить наши внутренние болезни так же быстро и эффективно, как внешние, и мы бы могли стать одной из самых здоровых стран в мире. Вы почувствовали вонь из канализационных труб, когда подходили сюда?
– Она ужасна, – сказал Густад, сморщив нос.
– Невыносима. Слушает ли нас муниципалитет? Да. Делает ли он что-нибудь? Нет. И так уже многие годы. Проблемы – куда ни глянь. Протечки, прорванные водопроводные трубы. Переполненные канализационные колодцы. Инспекторы приходят и уходят, а сточные канавы переполнены вечно. А поверх всего этого коррупция в полиции. Они каждую неделю требуют
– У вас есть рецепт от этой внутренней болезни?
Доктор Пеймастер поднял брови и улыбнулся уголком рта.
– Разумеется. Проблема в одном: лечение настолько болезненное, что может убить пациента раньше, чем болезнь.
Густад кивнул, понимая если не особенности, то суть предлагаемого доктором метода.
Внезапно за окном послышался звук гонга. Медное блюдо паанвалы Пирбхоя? Неужели он все еще продолжает рассказывать свои старые байки покупателям? Воспользовавшись паузой в разговоре, Густад откланялся.