Такое кино

— Вообще-то, это выставка фотографий, которые делала во время съемок фильма одна шведская журналистка, — комментировал Ненашев. — Они еще ни разу не публиковались.

— И где же эти фотографии? — спросила Аня.

— Да вот, на экранах, — указал Артем. — Галерея государственная, бедная, не нашла средств, чтобы их распечатать. Так что смотри во все глаза: эксклюзив!

— Но лучше бы после фильма их пересмотреть, — заметила она. — Я ведь не видела кино, многое мне непонятно.

— Идем, займем места.

Артем провел ее в последний, третий зал, который был погружен в полумрак. Перед большим экраном стояли ряды стульев, как в кинозале. Они сели на свободные места, ждать почти не пришлось: сеанс начался через пять минут…

После показа Аня отказалась ужинать в кафе и попросила отвезти ее домой. Ненашев определенно рассчитывал обсудить фильм, сидя где-нибудь в уютном местечке, однако не подал вида, что разочарован. Было уже поздно, он не настаивал. Фильм произвел сильное впечатление, и Ане не хотелось говорить. Почти всю дорогу они молчали.

Нехорошо было так делать, но Аня опять не пригласила его в дом. Окна на кухне светились, значит, Женя вернулась с работы и, наверное, отдыхала. Или стирала.

— Спасибо за вечер! — сказала Аня и чмокнула Артема в щеку. — За фильм — особое.

И она направилась к подъезду.

— Стой! — крикнул ей вдогонку Артем.

Аня обернулась. Ненашев настиг ее у подъезда и сунул в руки букет, забытый на сиденье в машине. Не успела Аня опомниться, он быстро поцеловал ее в губы, бросил:

— Пока! — и вернулся к машине.

Когда Аня вошла в квартиру, Женя дремала перед телевизором.

— Мама, ложись: тебе рано вставать! — сказала дочь.

— Ой, а я и не слышала, как ты вошла! — встрепенулась Мордвинова. Она действительно уснула в кресле под мерное бормотание телевизора. Изматывается на работе, сочувственно подумала Аня, отправляясь мыть руки.

— Ань, я ужин приготовила. Поешь обязательно! — сказала ей вслед Женя.

Есть не хотелось. Аня переоделась и устроилась на кухне с чаем и сигаретой. Наконец-то можно было закурить спокойно. Она все же стеснялась курить в новенькой, благоухающей кожей машинке Артема. Тем более что он сам не курит. А больше и не было возможности. С наслаждением делая первую затяжку, Аня вспоминала фильм и потом все думала и думала о нем.

Кино, действительно искусство, вернее, может быть искусством. Если за дело берется гений — вот условие. Ну ладно, пусть будет и просто талант. «Жертвоприношение» — фильм-завещание, это добавляет ему пронзительности. Господи, как страшно! Тарковский пророчит катастрофу, как в свое время напророчил Зону. Как жить в этом мире? Как можно рожать детей, зная, что они обречены?

Аня часто думала об этом. Сегодняшний мир пугал ее жестокостью, беззаконием, торжеством несправедливости. И в этот прогнивший мир, где столько зла, где ценятся только деньги, пустить детей? Как же страшно будет за них… Не хочу замуж, не хочу детей…

Да, но фильм-то о другом. Весь смысл как раз в мальчике, который поливает засохшее дерево, и оно в конце зацветает. Значит, о вере, надежде, любви… А как выстроен каждый кадр, какое удивительное пространство: дом, книги, потрясающее платье героини. Да, Тарковский умел показать красоту женщины. Кино — это синтетическое искусство, на стыке с живописью, скульптурой, музыкой. Захотелось рисовать, любить…

Мама прошла в халатике в ванную. Аня взглянула на стенные часы: двенадцатый час. Закрыв кухонную дверь, Аня взялась за телефон. Нашла нужный номер, нажала на вызов и с замиранием сердца слушала гудки. Кажется, они бесконечны. И вдруг, когда она уже отчаялась и хотела нажать отбой, в телефоне щелкнуло.

— Алло, — негромко сказал он.

— Я приду к тебе отдать книгу? — выдохнула Аня.

Небольшая заминка стоила ей, наверное, седого волоса.

— Приезжай.

Глава 17 Французское кино

Она не знала адреса, поэтому долго плутала в поисках нужного дома. До «Семеновской» доехала на метро, а дальше даже страшновато было идти. Днем все другим здесь казалось. Длинные фабричные заборы тянулись по одной стороне, по другой — чахлые скверики и пятиэтажки в глубине. Кажется, сюда, но уверенности нет. Вот будет фокус, если вломлюсь в чужой дом! Узнаю или не узнаю? Так, детская площадка была, гаражи. Как темно-то, страшно. Там, среди гаражей, темные силуэты шевелятся.

Не помня себя, Аня проскочила опасный участок и увидела нужный дом. Он был кирпичный, в ряду других похожих домов. Какой же подъезд? Кажется, вот этот, посредине. А квартира? Здесь домофон, как попасть внутрь? Почему-то ей не пришло в голову спросить адрес, номер дома. Теперь Аня вспомнила, что есть телефон, и только вынула его, как дверь открылась изнутри. Собачник вел на прогулку своего огромного пса. Пропустив их, Аня скользнула в подъезд, поднялась на третий этаж. Фу-у! Кажется, здесь. Нажала кнопку звонка и замерла в ожидании с сильно бьющимся сердцем. Дверь открылась, и совершенно незнакомый мужчина удивленно уставился на нее.

«Твою мать! Не туда попала!» — мелькнуло в ее голове. Между тем мужчина внимательно оглядел ее и спросил:

— Ты Аня?