Такое кино

Пока она говорила, Женя с дочерью переглядывались в недоумении. Когда речь зашла о духе Жуковского, Мордвинова невольно прыснула. На нее недовольно покосились соседи из массовки. Между тем «Бабушка» исходила елеем, представляя сериальную диву, которая должна была обеспечить хоть какие-то кассовые сборы, если фильм выйдет в прокат. Звездулька пролопотала в микрофон что-то благодарное, все перецеловались в умилении, пару слов сказал скромняга Вольнов, и фильм начался.

Титры выполнены были художественно, рождая ностальгию по 19 веку. Но первый же эпизод резанул искусственностью, нарочитой театральностью. Актеры двигались и говорили, как марионетки. А уж какую чепуху они несли!

— На бумаге это выглядело приличнее, — шепнула Женя.

Аня морщилась, как от зубной боли. Нестерпимая фальшь! Они посидели еще десять минут в надежде, что со сменой эпизода и актеров что-то исправится. Нет, никакого улучшения!

— Может, уйдем? — предложила Аня.

Мордвинова посмотрела по сторонам — они находились в самой середине ряда.

— Посидим еще чуть-чуть, — ответила шепотом.

Но когда в фильме появились кадры из предыдущего «шедевра» Ады Васильевны, Женя не выдержала:

— Она цитирует сама себя! — возмутилась вслух.

На нее зашикали.

— Давай уйдем! — повторила Аня.

Мордвинова никогда не уходила ни со спектакля, ни с сеанса кино, считая это неуважением к труду их создателей, независимо от результата. Однако тут ее душа не вынесла.

— Пойдем, — скомандовала Женя, и они, поминутно извиняясь перед соседями, выбрались из зала. В холле скучали омоновцы, в буфете какие-то люди угощались бутербродами. Мать и дочь без сожаления вышли из кинотеатра и направились к метро.

— Забыть, как кошмарный сон! — пробормотала Женя, доставая проездной билет.

Внутри у нее все кипело. Позвать омоновцев, чтобы защититься от обманутых коллег, а потом разглагольствовать о христианских ценностях! Аня повидала всякое за годы работы в кино, однако «Бабушка» и ее сразила наповал.

— Бывают же такие деятели! — усмехнулась дочь.

Они остановились возле китайской пагоды — станции «Арбатская».

— А пойдем погуляем! — предложила Аня. — Посидим где-нибудь на Арбате, выпьем кофе?

Женя с готовностью согласилась. Они медленно прошлись по Старому Арбату, разглядывая всяких чудаков, которых там всегда в избытке. Послушали уличных музыкантов, поглазели на сувениры и выставленные на продажу картины. Мимо них, танцуя и напевая свои песенки, проследовала группа кришнаитов. Народ останавливался поглазеть на это пестрое шествие.

Потом они рылись в книжных развалах, и Женя все изумлялась: буквально за копейки продаются книги, которые когда-то доставались с большим трудом, выдирались из журналов, переплетались отдельными брошюрами… Теперь купить можно что угодно. За бесценок уходят подписные издания классиков, любая зарубежная литература.

— Давай здесь посидим, — предложила Аня, указывая на вывеску кафе.

Они не пошли внутрь, сели на летней веранде, которая совсем недавно была смонтирована в преддверии лета. Заказали кофе и вкусных пирожных. Подумали и попросили еще по алкогольному «Мохито». Туда-сюда мимо них сновали шумные толпы, господствовало ощущение нескончаемого праздника. Впрочем, май и был праздником длиною в месяц…

За последнюю неделю Мордвинова пережила острое одиночество. И хотя работа на новом проекте не оставляла ни сил, ни эмоций, ей было тягостно возвращаться домой и сталкиваться с отчуждением дочери: Аня тоже много работала и приходила абсолютно вымотанной. И у нее сил на разговоры не было. Попив чаю с бутербродами, она уходила в свою комнату и сразу ложилась спать. Часто она и вовсе не ночевала дома. И если раньше звонила и предупреждала, хотя Женя и не требовала этого, то теперь жила своей отдельной жизнью, не посвящая в нее мать.

Обе они были безумно одиноки. Мордвинова это чувствовала как никогда. Тяжело ей далась эта неделя… И самое горькое — это осознание, что, выйди Аня замуж, Женя действительно останется в полном одиночестве. Будет приходить в пустую квартиру, засыпать под бормотанье телевизора, просыпаться в зловещей тишине, и не с кем будет перемолвиться словечком…

Теперь дочь сидела перед ней, не прятала взгляда и не уклонялась от вопросов. Впрочем, вопросы-то были самые безобидные. Они говорили о работе, каждая о своем фильме. Аня рассказала о параллельном проекте, для которого они с Димой Вересовым подбирали костюмы. Ее поразило поведение актрисы, которую Аня считала талантливой и достойной уважения.

— Представляешь, — рассказывала она, — вместе с ней ездили по магазинам, она все примерила, одобрила. Потом я узнаю, что она жалуется, будто ей даже не показали костюмов! Мне кажется, у нее не все в порядке с головой. Как-то я приехала за ней в салон, где ей делали прическу. Все хорошо, все нравится. Только вышли от визажиста, она говорит: «Кошмар, что мне наделали! Уродство какое-то!» У меня и слов не нашлось.

Они больше не возвращались в беседе к злосчастной премьере и к «Бабушке», все это было уже страницей прошлого. Удивительно, как быстро все уходит, забывается…