Такое взрослое детство

Трактор за озером не постепенно, а враз почему-то затарахтел, будто только что завелся. Все, кто ждал, гурьбой покатились к озеру, а мы, детвора, опрометью помчались дорогой навстречу ему. Встретили сразу за озером на краю раскорчеванного поля. Черный трактор с чумазым трактористом на открытом сиденье мощно трясся и хлопотливо тянул двое огромных саней, лязгая металлом и закатываясь на всю тайгу трескучим сердитым рокотом. За санями бойкая лошадка, постригивая мохнатыми ушами, везла в розвальнях одетого в глубокий тулуп председателя колхоза Наюмова. Мы, уступая трактору конную дорогу, кинулись с нее врассыпную по сторонам и запурхались в снегу.

Но в том месте длинный сугроб тянулся, там зимой с поля к лесу столько надувало снега, что казалось, никогда ему и не растаять. Трактор буксанул в сугробе и стал. Тракторист поднялся на ноги, осмотрелся кругом, выбирая, куда ему дальше податься, и сел. В эту паузу мы саранчой кинулись к саням и облепили груз. Я стоял на конце широкого полоза передних саней — у самого трактора — и держался за спицу колеса локомобиля. Трактор напрягся, взревел и рванулся вперед, а я закричал не своим голосом. Ступня моей правой ноги оказалась между полозом и толстым тяговым тросом. Тракторист моего голоса не услышал. Трактор сам не потянул — забуксовал, ослабил трос. Я выхватил ногу, спрыгнул с полоза и уставился на нее: цела ли, не перерезал ли ее трос. Но она хоть и болела, а крови не было видно, уцелела. Снова взобрался на сани, но уже сзади, подальше от троса.

А трактор еще раз рванул и, выкарабкавшись из сугроба, как пошел, как понесся, ровно вожжа ему под хвост попала. И уже не конной дорогой, а напрямки, густым сосняком в ногу толщиной, ломая и подминая под себя хрупкие от мороза деревца. Вынырнув из леса в поселок, он грозно пошел напрямик к озеру, к месту стоянки локомобиля, кроша огородные прясла. Сбежавшиеся куреневцы огромной, колышущейся толпой стояли в сторонке и зачарованно глядели на машину. Кто вслух дивился неукротимой силе трактора, кто метался и мельтешил впереди него, а кто откровенно крестился. Кое-кому трактор сатаной казался, сотворенной нечистой силой. Все внимание только трактору, а про Наюмова и забыли.

Когда сани отцепили, трактор бойко прибежал под окно квартиры председателя колхоза, стал и затих, а чумазый тракторист в черном промасленном полушубке спустил из него воду и пошел за Наюмовым в дом, чтобы поесть и отдохнуть. Ему предстояло спешить обратно. Утром еще затемно трактор затарахтит, только его и видели. Поэтому надо всем насмотреться на него, пока стоит. Любопытных столько собралось, что к трактору не протиснуться. Как было не любопытствовать, если в исконно гужевой угол первая машина заглянула? Да какая! Двадцать лучших колхозных лошадей за пояс заткнула. Многим тогда хотелось на тракторе прокатиться, а он равнодушно стоял в людском окружении не шелохнувшись — и ноль внимания на всех. Только где-то что-то в нем, остывая, прошипит и смолкнет. Ровно это стоял, почмыхивал и бровью не шевелил огромный черный бык с буквами ЧТЗ на ягодице — в себя приходил после тяжелой драки с соперником.

Никому тогда не было дела до того, как удалось Наюмову достать новенький локомобиль на заводе, нанять гусеничный трактор, раздобыть в Туринске удобрение, пилораму, цемент. Только много спустя узнали колхозники, каких хлопот стоил ему локомобиль. Выручала бумага района. В ней говорилось, что колхоз «Свой труд» переселенческий, осваивает новые, целинные земли и без локомобиля ему полный зарез. Только письмо и помогло. Собралось заводское начальство, долго судили-рядили и решили: отгрузить локомобиль, нельзя не войти в положение переселенческого колхоза. А за этот локомобиль придется один сверх плана собрать.

Только не знали заводские, что тот переселенческий колхоз вовсе не такой был, про какой они думали, а из бывших кулацких семей сосланных. Скрыл это Наюмов — боялся, что не отгрузят, если узнают, с кем дело имеют. Ведь не обязаны были — без наряда. Обо всем этом Наюмов рассказал на сходе. На этом же сходе колхозники согласились с предложением своего правления: «За оказанную колхозу помощь в обзаведении локомобилем отгрузить пятьдесят мешков пшеничной муки рабочим завода по твердой государственной цене».

Каникулы бегом бежали. Встречались мы, школьники, только вечерами в клубе, потому что днем у каждого были дела. Ваня и Вася Статкевичи мерзли на озере, добывая окуня на блесну, кто помогал родителям сено возить и метать на сарай, кто дрова пилил и колол. Не принято было, чтобы в нашем возрасте баклуши бить. Тогда лучше на улицу не выходи — осмеют, как лодыря, со стыда сгоришь. И родителям бы грош цена от людей, что дармоеда растят.

К ВОЛКАМ