Такой случай

Через полчаса я взмок, на зубах скрипело, я чихал, но мне становилось все веселее, и я крутился на дороге, как волчок. В разгаре игры я заметил дедушку, который, выйдя на улицу, посмотрел по сторонам сощуренными глазами и как-то бочком стал удаляться к тупику, где была аптека и рядом с ней магазин, называемый всеми «казенкой».

И в эту минуту мне как раз не повезло: мой кулек почему-то не развернулся в воздухе и, плюхнувшись на дорогу, порвался. Приходилось возвращаться домой за другой бумагой.

Я побежал. Навстречу мне опять попался Серега. Ящичка при нем уже не было. Вместо него он держал в руках какой-то аппарат, состоящий из жестяного пропеллера и катушки, насаженной на тонкую гладкую палочку. Я замер — ведь это была вертушка, та самая летающая вертушка, какую я видел однажды у ребят и какую обещал смастерить Серега!

— Ты это для меня сделал? — спросил я его, задрожав от предвкушения новой забавы.

Серега посмотрел на меня своими ясными серьезными глазами, и вдруг я увидел в его зрачках самого себя — маленького, босоногого, в круглом отцовском картузе.

— Мне? — переспросил я.

— Хоть и тебе, — ответил он ломающимся баском и, подумав, добавил: — Я-то еще могу сделать, мне что, надо только сперва эту испробовать.

Мы вместе вышли на улицу. Ребята с криками продолжали запускать кульки, но это меня больше не интересовало. Я не сводил глаз с жестяного пропеллера, отражавшего своими изогнутыми лопастями яркие солнечные блики.

Было по-прежнему жарко и душно. Солнце, опускаясь, все еще палило с каким-то ядовитым усердием. Мягкая пыль под ногами жгла пальцы. А в конце улицы, загораживая уже треть неба, росла синяя стена тучи, и там, откуда она надвигалась, время от времени что-то бледно вспыхивало и урчало.

Серега уселся на лужайку возле дороги и стал наматывать на катушку кусок шпагата. Я опустился рядом на корточки и внимательно следил за движением его пальцев. Потом у него из катушки выпал гвоздик. Серега долго искал его в траве и, наверное, не нашел бы, если бы я ему не помог: я очень ловко умел все находить — папины очки, бабушкины спицы и даже Лялькину матрешку.

Когда гвоздик был наконец водружен на место и завершены все приготовления, я, сгорая от нетерпения, отошел в сторону, к телеграфному столбу, чтобы лучше наблюдать за полетом пропеллера. Серега тоже встал. В этот момент над нашими головами сверкнул ослепительный зигзаг, через несколько секунд гулко прогрохотало, и я увидел дедушку, возвращавшегося домой с бутылкой в кармане и со связкой баранок на плече. Он поманил меня пальцем, я крикнул, что сейчас приду, и снова повернулся к вертушке.

Серега все еще чего-то медлил. Я хотел было предложить ему свою помощь, но на дороге показалась мама, и я спрятался за столб.

— Ну, давай же, на самом деле, — сказал я, проводив маму взглядом.

— Смотри, — торжественно произнес Серега и, держа в левой руке вертушку, правой сильно дернул за шпагат.

Пропеллер взвился и, превратившись в светлый кружок, полетел, уменьшаясь в размерах, вдоль дороги. Я захлопал в ладоши и, подпрыгивая, побежал вслед за ним.

В это время солнечный свет угас. С почерневшего края неба дохнуло холодом, остро запахло травой. Налетел порыв ветра — пропеллер, накренившись, упал в заросшую лопухами канаву.

Я схватил его обеими руками и, прижав к себе, побежал обратно к Сереге.

— Давай еще раз.

— Сейчас дождик пойдет.

— Ну, только один разок! — Мне было радостно и очень весело.

— Ладно, — пробурчал Серега, надевая пропеллер на гвоздики.

Над нашими головами снова сверкнула молния, Серега дернул нитку, и вместе с сухим обвальным треском грома я почувствовал резкий удар в глаз.

Дикая боль скрутила мне голову. Я закричал и заплакал от ужаса, зажимая пораненный глаз рукой. Вторым, целым глазом я еще видел побелевшее лицо Сереги с пересохшими сразу, шевелящимися губами, видел, как он медленно кренится — в тот же момент я ощутил сильный толчок: это я сам упал навзничь.

На какое-то время все закрылось для меня горячим туманом обморока.

А когда я очнулся, передо мной, как в золотистом облачке пыли, стояло лицо моей матери.

Бедная мама! Тогда уже, пятилетним мальчиком, я сердцем понял, что для нас с тобой совершилось что-то страшное, непоправимое.

2

Говорят, беда не ходит в одиночку. В этом мне пришлось убедиться очень скоро.