Мы приблизились к запретному коридору. Окончание неспешной процессии вдалеке, в общем-то, угадывалось. Но ждать пока она пройдёт, затем ждать, пока схлынет волна свободного доступа! Посовещавшись, мы отошли чуть подальше, где, по нашему мнению, бдительность милиции была не так высока, и, схватив детей в охапку, нырнули под красную ленту, пристроившись в задние ряды ближайшей колонны.
И всё-таки один милиционер нас заметил. Он резко повернулся и секунду-другую оценивал ситуацию, пытаясь понять, кто мы такие и почему здесь оказались. А мы, боковым зрением видя это, ещё ближе прижались к «своему» коллективу и даже заулыбались якобы каким-то своим знакомым. Милиционер успокоился и отвернулся. Но новый коллектив отнёсся к нам в высшей степени подозрительно. А «якобы знакомые» мало того что не ответили на улыбки, так ещё и прибавили шагу, желая увеличить пространство между нами. Мы были не их, чем-то мы от них отличались, мы были чужие.
Тогда нам пришла в голову мысль пристроиться к колонне, шествующей сзади. Мы начали намеренно отставать от неприветливого хвоста, надеясь, что головная часть задних товарищей отнесётся к нам более благосклонно. Но странное дело, мы отставали и отставали, а расстояние между нами и идущими сзади ни на метр не сокращалось: медленнее шли мы и настолько же медленнее двигались они. В удивлении мы обернулись и напоролись на несколько десятков сердитых чёрных глаз, недовольных нашими хитроумными манёврами: сзади шла армянская диаспора. По всей видимости, они тоже не хотели брать нас к себе, чем-то мы и от них отличались, и, похоже, даже больше, чем от предыдущего коллектива.
Между тем звуки оркестра раздавались всё громче, всё более вокруг становилось милиционеров, и всё подозрительнее они смотрели на нас, идущих без флагов и транспарантов, этих явных признаков организованной группы. Букетики цветов в руках детей на явные признаки не тянули. «Воленс-неволенс» надо было прибиваться к одной из двух колонн. Шансы сойти за армян для нашей светловолосой семьи представлялись менее осуществимыми.
Интересно, но в идущей спереди колонне встретили нас теперь более приветливо: лица наши были им уже знакомы. И в конце концов, они ведь не знали наверняка, может, мы тоже принадлежим к их организации? Кстати, не мешало бы выяснить, к какой точно организации мы теперь принадлежим. Ответ оказался лучшим из всего, что можно было предположить: мы шли в колонне «партии власти» – «Родимой России», и нас в этой колонне признали за своих!
Везёт же так в жизни! Вытянув шею, я посмотрел, кто идёт впереди – а это оказалось непросто, всё-таки наше представительство было самым многочисленным на празднике! – и обомлел: впереди шла вся элита Сбоковской области, политическая, чиновничья и деловая, все эти солидные дядьки и тётьки, такие простые и демократичные сегодня. И мы, обычная сбоковская семья, находились среди них (ну, пусть хотя бы сзади них) и ощущали их плечо (нет, когда сзади, то, вроде, не плечо)… ощущали переполнявшую нас радость.
Да что говорить! Я видел по телевизору, как юные тридцатипятилетние активисты молодёжного крыла «Родимой России» собираются на свои слёты, как они, счастливые, обнявшись друг с другом, прыгают и смеются. Мне раньше их счастье казалось показным. А теперь я сам испытал нечто подобное. Вот, честное слово, так бы кого-нибудь схватил, обнял и запрыгал, смеясь. Какую-нибудь активистку из молодёжного крыла! Но и без прыжков было хорошо. Без сомнения, нам достался сегодня счастливый билет. И я подумал, что с этой партией, возможно, буду теперь навсегда.
Мы шли и смотрели по сторонам. По левую руку стоял и махал нам рукой мэр города Виноградов: высокий, крепкий (у него в кабинете стоит пара гирь), в длинном чёрном плаще, широкополой шляпе и сигаретой в зубах – ну, чисто шериф с Дикого Запада, такой импозантный у нас мэр. Мы помахали ему в ответ. По правую руку, отгороженный красной лентой, толпился и глазел на нас народ, ожидая своей нескорой очереди. Мы помахали и народу. А очередь наша неспешно и солидно приближалась. Вот уже показался памятник и почётный караул. Я посоветовал детям приготовить цветы.
И вдруг нас начали оттеснять в сторону какие-то парни с повязками «Родимой России». В сторону от памятника! Я хотел сказать, что это недоразумение, что мы не народ, а идём в колонне партии власти, в нашей многочисленной сплочённой колонне. Но оказалось, всё правильно. Именно из-за этой многочисленности солидные дядьки и тётьки решили, что возлагать цветы от нашего имени пойдут только они, а всем остальным дали указание памятник обогнуть и идти прямиком к месту сбора.
Мы заметались. Нам нужно было дальше! Из-за чего мы тогда рисковали, пролезая в запретную зону под страшною красною лентой, из-за чего пошли на политическую сделку со своей, ранее девственно-чистой, совестью? Нам нужно было дальше!