Читаем Такова торпедная жизнь полностью

В конце первого академического дня Станислав внимательно осмотрел нас: «Я вижу, вы не утомлены еще научными проблемами. А как насчет прописки в Академию. В ближайшем ресторанчике столик на пять персон нам сегодня не повредит. Возражения есть?». Народ возбужденно загалдел, приветствуя инициативу руководства. «Транспорт к вашим услугам, „Волга“ под парами. Как говаривал незабвенный Козлевич — эх, прокачу! Я и ресторанчик здесь знаю, в Лахте, — я максимально упростил решение боевой задачи, поставленной небольшим, но все же начальником, — напитки заказывайте на четыре персоны, а харчишки на шестерых. Закуску беру на себя». — «Способности определим на месте по ходу действия пьесы, — уточнил Игорь Меньшиков, — мы все лее не жрать туда едем, а прописаться».

Скоро мы уже сидели за столиком. И были далеко не первыми. Нас встретили понимающими взглядами. Ценные мысли атакуют умные головы почти одновременно. Выпили, закусили, заговорили. Сначала решили представиться друг другу по перечню заслуг и планам на ближайшее столетие. Первым доложился Лев Головня.

— Я, братцы, бывший начальник цеха ремонта торпед на арсенале, и ждут меня обратно. Теперь главным инженером. А мне бы хотелось на подводные лодки. Родственнички мои дальние, Валя Рыков и Эмиль Спиридонов, настойчиво рекомендуют. Я здоров, годен без ограничений, а эти молотки только мешают. Без службы на кораблях далеко не продвинешься.

— Конечно, давай на лодки, — поддержал и Станислав, — мы и выпьем за это дело. Роста ты небольшого, шишек будет меньше, да и торпеды знаешь. У меня был период в биографии. Год служил на берегу. Потому и торпеды знаю. Ваш Юра Москалев принимал у меня экзамен в ТОВВМУ по специальности, подсуживал оружейникам, но одолеть меня не смог. Честен.

Все выпили за будущего подводника.

Далее был черед Игоря Меньшикова.

— Я из МИПа, минно-испытательной партии. Обратно не хочу, на подводные лодки не тянет. Мне бы в военные представители на завод или в КБ. В приличный город. С населением так тысяч пятьсот. Сверху без ограничений.

Все выпили за будущего военпреда. Я не торопился со своими «мемуарами», потому Станислав вдруг спросил:

— Ну а ты, карьерист, куда метишь? С Черного моря в академию идти желающих не так много. Значит, припекло, что на Север попасть не испугался.

— Да я не из пугливых. Куда Родина пошлет, там и буду. Поближе к оружию, подальше от бумаг. Страсть как их не люблю, — я сказал, что думал и не подозревал, что заработал первые очки в свою пользу у своего будущего покровителя.

Игорь со Львом внимательно следили за состоянием рюмок, поддерживая их неизменно в СГ–1, за очередностью тостов, но, наконец, и они пустили все на самотек. Станислав увлекся воспоминаниями. У него вдруг всплыл эпизод со стрельбой боевой торпедой по берегу по вводной Командующего флотом адмирала Фокина.

— Прибыл к нам на эскадру командующий флотом. Слух прошел — дежурная лодка будет стрелять боевой торпедой. На дежурстве была «С–179» Кравинского. Командиром БЧ–3 на ней был Вадим Цирульников. Что проверять? Какую торпеду назначат в залп? Проверили основное — сборку УЗУ, торпедно-зажигательные приспособления на безотказность, крутились всю ночь. Поутру вышли в море. Пришли в район. Объявили: стреляем из торпедного аппарата № 2 парогазовой торпедой 53–51. Доложили о готовности. ЗАЛП. Расчетное время хода 5 минут. Проходит минута, пять, шесть. Взрыва нет. Ну, думаю, конец карьере. По трансляции: флагмину прибыть в центральный пост. Иду. Ноги подкашиваются. И вдруг взрыв! Ныряю в центральный пост. Все кричат: «Ура!», поздравляют. Я думал все, конец флагминству. Фокин был крут на расправу, но нас, торпедистов, любил. Хоть и надводник. У них артиллерия — бог войны.

Мы выпили за торпедистов. Я твердо решил, что из академии — только торпедистом. К ночи я развез по домам загулявших «академиков». Наутро на меня смотрели унылые рожи с тенью горячей жажды знаний.

Тогда нас учили всему — и минам, и торпедам, и тралам. Привязанность проявлялась при выборе тем дипломных проектов. Но до них было еще далеко. Учился я легко… Увлекся стрельбой из коротких стволов. Не зря я в детстве ходил по рельсу, а в училище любил «покидать» металл. И чувство равновесия появилось, и рука стала, как у монумента, не дрогнет в нужную минуту. Потому на первом же выходе на огневой рубеж выбил больше норматива 1-го спортивного разряда. Взяли в сборную, и через месяц на первенстве Военных академий выполнил норму кандидата в мастера. Норма «кандидата в мастера спорта» была единственным приличным результатом в нашей команде. В общем зачете мы были на почетном последнем месте. Нас обошла команда из Перми, которой это место прочили. Наша поэтесса-стрелок увековечила это в стихах:

Пермяки — солены уши! Измотали наши души.Из-за этих бестий мы на последнем месте!
Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное