Такси!

– Ничего подобного! Это просто моя природная загадочность.

– Да-да, Кэт, конечно, – хмыкнул Стеф.

– Ну ладно, расскажи. Это как-то связано с тем вином?

– Э-э… Ну… В общем, да.

Теперь мне уже не нужно было смотреть ему в глаза.

– Врешь. – Я отдала Стефу бутылку, и он отпил еще глоток. – Выкладывай.

Раздался вздох.

– Так и быть. Только уговор: секрет за секрет.

– Ладно. Ты первый.

Стеф прочистил горло, выдержал паузу.

– Это совсем другое дело, – разродился он наконец. – Прибыльное. Минимум усилий, максимум выгоды.

– Что ты должен делать?

Молчание. В комнате стояла такая темень, что я ничего не могла разглядеть, хотя глаза уже должны были привыкнуть. Я почти чувствовала, как расширяются зрачки. Темнота обретала вес и цвет – пурпурный.

– Приходит человек, приносит деньги. Мы держим их у себя одну неделю. Потом он возвращается и забирает их. Мы получаем свою долю.

– Что за человек? Сколько денег?

– По-разному. Завтра, наверное, миллион. В следующий раз может быть больше.

– И сколько вы получите?

– Десять тысяч на троих.

Все кружится. Нужно, чтобы зрение зацепилось за что-то, но все заслоняет тьма. Снова глотаю виски – и захожусь в кашле.

– Стеф, это еще что за хренотень?

– Тш-ш. Не гони волну. Я не знаю, понятно?

Я пыталась зажечь свет, но не могла нашарить выключатель. И притворяться спокойной тоже не могла.

– Стеф, не впутывайся в это! Тут какая-то крутая лажа! С чего тебе будут отваливать десять тысяч только за то, что ты подержишь у себя чужие деньги? А у себя они их почему хранить не могут? Да кто они такие вообще?

– Без понятия. Их Эдди знает.

– Стеф, ты лопух!

За дверью заскрипели половицы. Стеф накрыл мою руку ладонью, и я тотчас вцепилась в нее.

– Кто там? – крикнул Стеф.

– Эй, давай ты уймешься и будешь свои семейные проблемы утром решать? – послышался знакомый голос. – А то некоторым тут поспать приспичило.

– Да, Эдди, извини.

Половицы заскрипели снова: Эдди уходил. Я выждала минуту, не меньше.

– Как по-твоему, он слышал?

Раздался щелчок, и комнату залил свет. Стеф включил лампу со своей стороны кровати. Взбудораженный, он обернулся ко мне и зашептал:

– Кэт, что ты со мной делаешь? Не думаю, что он слышал. Если б слышал – довел бы до нашего сведения.

– Стеф, извини, правда, извини. Чего я меньше всего хотела – так это чтобы вы с Эдди из-за меня поссорились, но…

– Все. – Он предостерегающе поднял руку. Наэлектризованные волоски казались пушистым золотым ореолом. Лицо Стефа смягчилось, он погладил мою грудь. – Кэт, ты должна понять: это и есть моя работа. И я прекрасно знаю, что делаю. Если ты не бросишь свои штучки, я просто перестану тебе рассказывать. Ты спросила – я ответил. Лады?

Я помедлила. Хотелось бы еще кое-что узнать, но я сама же все испортила.

– Лады…

– Правильно. – На его лице снова сияла улыбка. – А теперь выкладывай свой секрет.

– Ох, Стеф…

Он поцеловал меня, и я снова вдохнула этот восхитительный аромат чернил.

– Кэт, почему ты последнее время такая грустная? Что-то случилось, да? Я это понял по твоему лицу еще в прошлый раз, и сегодня опять та же история.

– Не знаю, о чем ты.

– Знаешь. – Его глаза совсем рядом. Светлая-светлая голубизна.

– Дай-ка еще виски.

Стеф протянул мне бутылку, потом забрал.

– Это из-за моей матери.

– Твоей матери?

– Да. Скоро годовщина ее смерти. Мне это покоя не дает.

– Что-то вроде призраков? – Вид у Стефа был озадаченный.

– Нет, что ты. Просто мне не по себе, вот и все. И никакого секрета здесь нет.

Он коснулся моего лица – и рука его замерла.

Сон для меня опасен. Я не могу больше доверять собственной голове. В 5.30 утра я снова была в пути. Руль скользил во вспотевших ладонях, пересохшее горло горело, а взгляд был такой дикий, что я испугалась собственного отражения в окне. Обычно после сна очень кстати оказывается успокаивающий массаж Стефа, но в этот раз я сделала ноги, едва выбравшись из кровати. То ли будить Стефа было совестно после того, как сама же изводила его допоздна этими секретами, то ли просто хотелось остаться одной. Цвет словно электрошок разрывает голову, выматывает нервы, обостряет все чувства. Готова поклясться, что от меня пахнет паленым, когда я вырываюсь из этого сна.

Огонек включен не был, но я невольно притормозила возле девчонки, голосовавшей у Тауэрского моста. Стекло опустилось, и я увидела размазанную косметику и полные боли глаза.

– До Пимлико не подвезете?

Голос усталый.

Я кивнула. Она забралась в машину, и мы двинулись в путь.

Одета девчонка была для гулянки – миниатюрные шортики и укороченный топик. Или тусовщица, или проститутка. Совсем еще зеленая. Забилась в уголок и утирает глаза рукой. Кто-то обидел. Или наркотик так подействовал.

Возле кого попало я бы не остановилась – не тогда, когда меня все еще колотит от этого сна. Но здесь я что-то учуяла – хотя и собиралась сначала проехать мимо. Уловила ее отчаяние.