Такси для ангела

— Ты не в моем вкусе.

Это известие нисколько не расстроило Чижа, даже наоборот, привело его в веселую ярость.

— Все мои женщины говорили мне об этом, — сказал он, делая ударение на слове “мои”.

— Женщины всегда правы, — сказала я, делая ударение на слове “женщины”.

— Все мои женщины говорили мне об этом. Прежде, чем лечь со мной в койку.

— Ну, насчет койки у меня совсем другие планы. Чиж откинулся на спину и расхохотался.

— Жалкий фриц, как же я мог забыть! Ходячая обложка журнала для гомосеков! Урод! Поди, еще и волосы бреет во всех местах… Тьфу! Он как раз из тех самовлюбленных болванов, которые считают самым выдающимся изобретением человечества палочки для чистки ушей! И посвящают венок сонетов своему драгоценному члену. Скажешь, нет?

Я с тоской вспомнила шикарное тело простака Райнера-Вернера и его ритуальные пляски вокруг собственного паха. Конечно же, Чиж был прав, тысячу раз прав. Но это была завистливая правда не слишком эффектного самца, всегда проигрывающего битву за самку.

— Кстати, Алиса, ты не находишь, что он.., м-м.., несколько трусоват?

— Он осторожен. Как и любой иностранец, заброшенный со спецзаданием в нашу великую страну…

— Он трус! Гансик недобитый! Трус, сын труса и сын сына труса! Мой дед мочил его деда еще во время операции “Березина”! Мой дед снял с его деда кожаный плащ. И забрал у него две серебряные ложки с гравировкой “Георг Хольх и фрау”! Русские немцев всегда били, ты это учти на будущее… Ихнему шнапсу против нашей водки делать нечего!

Как ни прискорбно это звучало, но термин “трус” в общем подходил господину Рабенбауэру. При его габаритах и развороте плеч, заставляющих вспомнить Бруклинский мост, он мог быть и поактивнее. Да что там поактивнее! Он просто обязан был возглавить операцию по спасению слабых женщин и деморализованных мужчин. Но этого не случилось, и я вдруг испытала ненависть к Чижу. Уж он-то находился в полной безопасности! Никому бы и в голову не пришло потребовать от тщедушного оператора широкомасштабных наступательных действий.

— Ну, ты тоже не проявил чудеса храбрости.

— Как сказать… — Чиж вытянул ноги и поболтал в воздухе цепочкой, некогда принадлежавшей Доржо (или Дугаржапу). — Интересно все-таки, что это такое?

— Это строгий ошейник, — грянул с небес совсем не строгий голос. — Строгий ошейник для собак. Наши парни всегда носят их с собой.

От неожиданности Чиж икнул, а я зажала себе рот рукой — чтобы не завопить от ужаса. Путаясь в тулупчиках, мы вскочили на ноги.

Прямо перед нами, в мягкой полутьме предбанника, возвышался Ботболт.

— Черт возьми, вы нас напугали, Ботболт! — промямлил Чиж. — Вы давно здесь стоите?

— Не очень…

— Что это за дурацкая привычка — подкрадываться!

— Я не подкрадывался, я просто подошел. Только что. А потом услышал ваш вопрос и решил ответить.

— А больше вы ничего не слышали? — Чиж почему-то покраснел.

— Ничего.

— Нас едва не сожрали ваши собаки.

— Я предупреждал. Собаки у нас серьезные. Чиж похрустел пальцами и с подозрением уставился на Ботболта.

— Это вы закрыли дверь, чтобы мы не могли войти?

— Я не закрывал дверь.

— Вы ее закрыли. Вы что, специально это сделали?

— Я не закрывал дверь. — Ботболт был воплощением буддистского спокойствия. — Я подошел сюда лишь сейчас. Услышал голоса и подошел.

— Тогда кто ее закрыл?

— Не знаю.

— То есть как это не знаете?! Кто-то злонамеренно решил обречь нас на смерть, а вы не знаете!

— Если бы кто-то хотел злонамеренно обречь вас на смерть, он вряд ли посоветовался со мной, — наставительно подняв палец, произнес Ботболт.

Я даже рот раскрыла от изысканности этой фразы. Нет, он был совсем не таким простым, каким хотел казаться, наш храмовый служка. Если бы звезды при его рождении встали по-другому, он вполне мог занять место далай-ламы. Или писать стихи на шелке в беседке, посреди пруда с уточками-мандаринками.

— Не морочьте мне голову, Ботболт! Если это сделали не вы, тогда кто же это сделал?

Ботболт легонько отодвинул Чижа и подошел к двери. Затем щелкнул замком, приоткрыл ее и тотчас же снова захлопнул.

— Дверь просто захлопнулась, — торжественно объявил он и принялся протирать ручку салфеткой. — Вы забыли, что это английский замок. Нужно было поставить его на предохранитель. Опустить собачку. Вот так.

Я с укоризной посмотрела на Чижа. Если бы у него не оказалось ключа… Страшно даже представить, что бы произошло с нами, если бы у него не оказалось ключа!

— Не надо меня лечить! — взвился Чиж. За то короткое время, что мы были знакомы, я, кажется, уловила доминанту в беспокойном характере оператора Пети: он терпеть не мог, когда кто-то указывал ему на недостатки. Он хотел быть непогрешимым!

— Но это же очевидно, Петя. Вы забыли опустить собачку, и дверь захлопнулась, — решила я поддержать Ботболта.

— Я все сделал правильно. Я зафиксировал дверь… — Не закончив. Чиж махнул рукой и перескочил на более спокойную тему. — Как там наши дамы?

— Лучше, чем можно было ожидать. Может быть, хотите перекусить? Я приготовлю.

— Вы еще выпить предложите!