Такси для ангела

— Решать свои личные проблемы за счет общественной, как я полагаю, пленки — это просто наглость, — заключила Софья. — Куда смотрит ваш режиссер?

Режиссер в данный момент просматривал антарктические алкогольные сны, но от этого не было легче — ни Чижу, ни мне.

— Ты, я смотрю, пользуешься большим успехом, — Дашка даже потрепала меня по щеке. — Сначала немецкий орангутанг, теперь еще и эта отечественная мартышка… На месте орангутанга я оторвала бы мартышке хвост. Так беспардонно снимать чужую и к тому же почти замужнюю женщину! На всех кадрах ты, только ты и снова ты. Очень красноречиво, ничего не скажешь.

Крыть было нечем, и я подавленно молчала. Увиденное потрясло меня не меньше, чем всех остальных. Дашка нисколько не преувеличивала — мое собственное, весьма скромное изображение перло из каждого кадра. Я в блеклый фас, я — в незадавшийся профиль. Я пялюсь на кого‑то, кто находится за пределами объектива (судя по омерзительно‑плотоядному выражению лица — на Райнера‑Вернера). Я морщу нос, я дергаю мочку уха, я почесываю подбородок (хорошо что не задницу!). Я улыбаюсь, я хмурюсь, я оттопыриваю губу, и я же ее закусываю. Во всем этом подглядывании было что‑то гнусное, что‑то непристойное — что‑то, что роднило вполне невинную пленку с самой разнузданной порнографией. Той самой порнографией, под присмотром которой окочурились Доржо и Дугаржап.

— Кстати, почему вы все время уединяетесь с этим типом? Наставляешь немцу рога с отечественным производителем? Не ожидала!

— Не говори глупостей!

— Ну и как он целуется? — не унималась Дашка.

— Отвратительно, — я сказала это машинально и тут же прикусила язык.

— Ну, ты всегда была извращенкой. А теперь еще и в нимфоманки записалась.

Это было слишком, особенно если учесть мой извечный целибат, лишь по недоразумению нарушенный Бывшим, и целую дивизию разномастных Дашкиных пенисов‑«дорогуш».

— Кто бы говорил! — проблеяла я.

— Во всяком случае, я не обжимаюсь с мужиками при трупах, — Дашка явно намекала на инцидент с Райнером‑Вернером, от одного воспоминания о котором у меня до сих пор стыдливо полыхала задница.

— Пошла ты… — зло бросила я.

— Я бы пошла… — Дашке было совершенно наплевать на мою злость. — Я бы пошла. Туда, куда ты меня посылаешь… Да все здешние корневища уже заняты. Тобой.

Выслушивать Дарьины пошлости дальше было невыносимо, и, наскоро отлепившись от нее, я направилась к Чижу.

— Можно тебя на минутку? Нужно поговорить.

Чиж кивнул и понуро поплелся за мной в оружейный холл.

Я остановилась возле коллекции турецких ятаганов, слегка разбавленной палашами и парными ножами‑вкладышами. Холодное оружие, вот что мне сейчас было жизненно необходимо. Ятаган справится с кишками подлого Чижа за минуту, а для того, чтобы размозжить костистый Чижовый череп, хватит и одного удара палаша. А ножи! Соблазнительная, блестящая, как кожа после любви, сталь! Ну как тут устоять и не перерезать жалкое птичье горло!..

Но я устояла. И ограничилась лишь пощечиной.

— За что? — кротко спросил Чиж.

— За все, — кротко ответила я. — За твою хамскую пленку прежде всего!

— Это почему же она хамская?

— Почему? Ты еще спрашиваешь почему?! Кто тебе позволил… Что ты ко мне привязался, филер несчастный?!

— Я к тебе не привязывался. Это она.

— Кто — она? — опешила я.

— Камера. Честное слово. У меня и в мыслях не было.

— Ах, в мыслях не было! — Я снова ударила Чижа, но не ладонью, а сжатым кулаком. Теперь удар пришелся ему в скулу.

— Нет, правда, — Чиж не обратил никакого внимания на затрещину. — Она сама выбирает, кого снимать. Она иногда такие пенки выдает — закачаешься! Вроде снимаешь одно, а получается совсем другое.

— Не морочь мне голову!

— Да она мне самому голову морочит, камера! Делает, что хочет! Эстетка! Если ей кто‑то не понравился, все, пиши пропало! По стенке размажет, такую картинку выдаст, что хоть святых выноси! А если уж понравился… До смерти залижет. Хвостом будет вилять и в глаза заглядывать. Так что все претензии к ней.

— Ты идиот? — в очередной раз осенило меня.

— Во‑первых, ты это уже говорила. А, во‑вторых, — идиот не я, идиотка она. «SONY Betacam». Если хочешь, я могу дать тебе ее технический паспорт. Там все реквизиты. Напишешь рекламацию, может, полегчает…

— Не полегчает!

Я снова зашарила глазами по сборищу ятаганов. Чиж перехватил мой взгляд и заволновался.

— Вот только без глупостей! Хватит с нас и трех трупов… Вспомни, ты сама это говорила!..

К черту изысканную нежность холодного оружия! Сейчас я самым жлобским образом вцеплюсь ему в волосы. И вырву с мясом преступный фазаний хохол!..

Пока я примеривалась, как бы половчее ухватиться за патлы оператора, на мое плечо легла чья‑то горячая рука. И по исказившейся от брезгливой ненависти физиономии Чижа я сразу же поняла — чья именно.

Райнер‑Вернер. Сексуал и дешевка.

— Что случилось? — рявкнула я.

— Вас ждут, Петр. Хотя вы и разочаровали наших женщин, но они готовы выслушать вашу версию происшедшего.

— Да‑да. Уже иду, — сказал Чиж, не двигаясь с места.

— Вас ждут, — снова повторил Райнер. — Разве вы не слышали, что я сказал? Или мой русский так плох?

— Отвратителен!