Такси для ангела

Я живо представила себе лица Доржо и Дугаржапа, еще более плоские и еще более круглые, чем лицо Ботболта. Сонные лощины глаз и рты, изъеденные алкоголем и жаждой дешевых порнопоцелуев. Если они что‑то и могли сопоставлять, так это только размер своих пенисов во время мастурбации перед телевизионным экраном. Похоже, Чижу пришла в голову сходная мысль. Он нахмурился, возмущенно покашлял, а потом изрек:

— Или… Или преступник убрал их до того, как они успели что‑то сопоставить. Нанес, так сказать, упреждающий удар. Подстраховался.

— Не забывайте, что на кухне было светло. А здесь, за окном, соответственно, темно. Тем более ситуация была экстремальной… Вряд ли преступник обратил бы внимание на окно. К тому же такое маленькое.

— Вот именно. Экстремальная ситуация! — бесцеремонно перебил меня Чиж. — Нервы напряжены до предела, скрытые человеческие возможности высвобождаются. Любая мелочь врезается в память… А два лоботряса за окном — это не мелочь, смею вас уверить. И потом, не забывайте. Стол с напитками стоит возле окна. Даже больше — прямо под ним. И вплотную придвинут. Они могли столкнуться нос к носу, их разделяло только стекло!..

Я просто диву давалась, с какой горячностью, с какой страстной убежденностью Чиж развивал понравившуюся ему версию. Все, что так или иначе не подходило под нее, вызывало в нем скрытую ярость. Он был готов закрыть глаза на одни обстоятельства и выпятить другие, лишь бы пасьянс сошелся и победителя наградили бы тульским пряником.

— О чем вы думаете, Алиса?

— О том, что опасно идти на поводу у своих теорий. Вы были бы бичом убойного отдела, Чиж. Вы засадили бы за решетку сотню невинных — и только из‑за того, что их имя рифмовалось с названием ботинок, которые носила жертва. Или с маркой пива, которое жертва пила за полчаса до смерти… А все потому, что вы — хренов эстет.

— Разве плохо быть эстетом? — оскорбился Чиж. — Разве ваша Аглая не была эстеткой?!

— Красота схемы еще не гарантирует ее истинности!

— Да ладно, бросьте на меня рычать.

— Я не рычу.

— А кто же тогда рычит?..

Теперь и я услышала этот тихий вибрирующий звук. Он приближался. Он не предвещал ничего хорошего, он заставил кровь в жилах свернуться калачиком и заледенеть, а сердце — шлепнуться прямиком в желудок. Прямо на остатки бурятского фуршета.

— Что это? — шепотом спросила я у Чижа, хотя уже знала что.

Собаки.

Собаки, готовые отомстить за лесных братьев Доржо и Дугаржапа.

— Не оборачивайтесь, — Чиж не произнес этого, нет: он просто беззвучно пошевелил губами. — Не оборачивайтесь.

Но я и не собиралась оборачиваться. Одного вида Пети Чижа мне хватило с лихвой: его мягкий и податливый хохолок распушился венецианским веером, ресницы встали дыбом, а вместо рта теперь зияла впадина.

— Они? — почти теряя сознание, пролепетала я. Справиться со словом «собаки» мне так и не удалось.

Чиж прикрыл глаза и тотчас же открыл их, что могло означать только одно: собаки, кто же еще, ну вот и прошвырнулись, а ведь я был хорошим оператором, и всегда одалживал страждущим десятку на пиво, и собирал монеты арабских стран, и читал Марио Варгас Льосу в подлиннике, и с формулой дезоксикортикостерона справлялся как будьте‑нате!.. А теперь, через минуту‑другую, вся эта груда человеческих достоинств, прикрытая жилеткой, превратится в суповой набор для волкодавов!..

— Не оборачивайтесь, — просипел Чиж.

— Сколько их?

— Понятия не имею… У меня в глазах двоится.

— Где они?

— Метрах в пятнадцати… Теперь уже в десяти…

— Что будем делать?

Чиж ухватил меня за край полушубка и стал потихоньку подтягивать к себе.

— Может быть, они нас не тронут… Может быть, они признают одежду…

Что ж, бурятские тулупчики дадут нам выигрыш во времени: минуты две, не больше: этого доблестным улзутуевским доберманам вполне хватит, чтобы вспороть овчинку и добраться до наших с Чижом красных кровяных телец.

— Жаль, что мы познакомились так поздно! — В минуту сильных душевных потрясений я, как всегда, порола несусветную чушь.

— Мне тоже жаль, — Чиж по части глупости мог составить мне достойную конкуренцию. — Обещай, что, если эти твари нас не разорвут, ты как‑нибудь со мной пообедаешь…

— А я думала, ты предложишь мне стать твоей женой…

— Моей вдовой! — Голос Чижа поднялся до высот ультразвука.

— Дела обстоят так плохо? — Я все‑таки не выдержала и обернулась.

Дела обстояли не просто плохо. Дела обстояли из рук вон. Черные собаки с янтарными волчьими глазами сжимали вокруг нас кольцо. Самым недвусмысленным образом.

— Может быть, разобьем окно? — задала я риторический вопрос. В кухонное оконце могла пролезть только кошка, и то — не всякая. Разве что какая‑нибудь поджарая сиамская самочка. Разжиревшим кастратам породы невская маскарадная и двуногим придуркам вход строго воспрещен!..

— О чем ты говоришь! Какое окно! Гадить место преступления я не позволю!

— Отлично! Собаки будут просто счастливы! Собаки будут аплодировать твоим гражданским чувствам!