Такси заказывали?

— Господин Львовский у нас на хорошем счету, и мы не планируем разбираться по одному лишь заявлению. Извините, но вы должны уйти, иначе мы вызовем охрану. — Я поправила упавшую на лоб прядь, кольцо в свете лампы вспыхнуло красным и синим.

А Лиз вдруг вышла из себя.

— Ах ты, мерзавка! Я! Я его жена! Я знаю все его художества! Эй, сэрс, она правильно переводит? Правильно?! — ткнула Акула в меня пальцем. — Почему они не реагируют? Что ты им плетёшь, паршивка тощая?! — заорала Акула и замахнулась на меня с пощёчиной.

Но в одно мгновение кто-то перехватил её кисть, украшенную браслетами. Послышался отборный американский мат, и знакомая рука вцепилась в роскошную шевелюру Акулы так, что та взвизгнула и попятилась.

Маму не узнать было сложно даже в концертном гриме и в платье с блёстками. Акула Лиз извернулась и попробовала ударить. Но мамина вторая рука вцепилась в каштановые кудри, и визга стало вдвое больше. Мама давила Лиз к земле, та никак не могла высвободиться. Топы вытаращились. В двери на крик скандала потянулись люди. Я замерла, готовая провалиться под пол от стыда.

— Да. Вы, русские, странные… — пробормотал впечатлённый Энрик Дюпон.

— Но какие горячие! — сверкнул глазами Майк Загорски. — Вам какая больше нравится: блондинка или брюнетка?

— Делаем ставки, — сухо добавила Мина Сукарт.

Кто-то в коридоре закричал об охране. Мама от неожиданности выпустила Лиз, та подскочила и набросилась на мою защитницу с рыком разъярённой пантеры.

Надо защищать?! Господи, я же никогда в жизни не дралась! Я зажмурилась и шагнула вперёд. И тут всё стихло. Я раскрыла глаза и увидела уводящих обеих женщин охранников.

— Стойте! — я бросилась вслед за ними и наткнулась на папу в дверях.

— Тшш, — улыбнулся он: — Всё хорошо.

— Что хорошо?

Папа меня развернул к топам «Карлоффс» и заявил им извиняющимся тоном на прекрасном английском:

— Извините за семейный скандал: психически неуравновешенная любовница и очень ревнивая жена. Ни акции не поделят, ни меня… О, женщины! Иногда без полиции никак… Ну, вы понимаете. Ещё раз прошу прощения, темперамент! — И, раскланявшись театрально, скрылся за закрытой дверью.

Я раскрыла от удивления рот.

— Не понимаю, — пробормотала Мина Сукарт, — кто жена, кто любовница? И чья? А про акции… Вы что-нибудь поняли, Шерман? А вы, Майк?

— Вполне, — расцвел невинной улыбкой Майк Загорски. — Юг, казаки, горячая кровь, Россия…

— Ну да, если они песок на спор под сани по улицам рассыпают, — пробормотал Аднан Озчивит.

И тут, наконец, со сцены за кулисы спустился Саша.

— О, вы ещё тут? Извините, я задержался с шоу.

— Да нет, всё шоу ты пропустил, — расхохотался Джерри Карлофф.

* * *

Пока я выступал на сцене перед огромной аудиторией, я вдруг почувствовал явственно, как по телу пробегала живая энергия. Электричество, мурашки, кайф! Меня слушали и слышали. Я был жив, и мне было хорошо! Крылья, которые мне подарила Мари, помогли это впервые ощутить и понять без оговорок. И спускаясь со сцены, я принял решение. Неожиданное для себя, будоражащее, не правильное для меня вчерашнего, но…

За кулисами я наткнулся на всех топов, испуганную почему-то Марианну и выглядывающую из-за портьеры Валентину.

— Оу, вы ещё тут?! — воскликнул я, думая, как и когда лучше сказать. — Извините, я задержался с шоу.

— Да нет, всё шоу ты пропустил! — заржал, как конь, Джерри Карлофф. — Только я не понял, Алекс, сколько у тебя жён, невест и любовниц? Если я хоть немного понимаю русский, — а меня бабушка слегка учила, — у тебя тут целый гарем! Так что прекращай строить из себя благородного, и уступи мне хотя бы переводчицу, а то не дай бог устроим аудит…

Бульдог бесцеремонно подошёл к Марианне и потянулся к её талии.

Я шагнул к ним. Отставил в сторону Стрекозу. Размахнулся и врезал. В бульдожью челюсть. Так, что его аж отбросило на пол. К ногам Валентины. Бульдог схватился за рожу и засучил ногами, пытаясь подняться.

— С ума сошёл, Алекс! — прошипел Майк Загорски.

Миссис Сухарь что-то пискнула.

Отряхивая руку, я улыбнулся:

— Давно мечтал это сделать. А сегодня так особенно. Спасибо за облегчение задачи! — Затем обернулся к остальным и заявил: — Господа, надеюсь, вы поняли, что это моё заявление об увольнении! Если нужно закрепить в письменном виде, я готов!

Джерри Карлофф уже поднялся и засуетился по комнате:

— Я это так не оставлю! Я это так не оставлю!

А я подал руку Марианне и, кивнув всем, вышел из полутьмы в коридор закулисья. Я повёл её за собой, подальше от бульдогов и крокодилов. За нами горели мосты, и мне нравился этот запах! Мари бежала за мной, цокая каблуками и ничего не говоря. Тёплая ручка в моей ладони. Я остановился лишь, когда мы вышли в холл, к музыкантам и готовому вот-вот пробудиться празднику.

— Сашенька, ты… — Моя Стрекоза смотрела на меня широко открытыми глазами. — Как ты…