Ульф, порывшись в кармане, достал оттуда сережку, которую ему отдала Анна, держа ее на виду между большим и указательным пальцем. Взгляд Ловисы уперся в сережку. Потом она резко встала. Вид у нее был исключительно расстроенный.
– Прошу меня извинить, – пролепетала она.
Ульф, встревожившись, протянул к ней руку.
– Простите, – сказал он. – Простите, пожалуйста, если я вас расстроил. Мне страшно жаль.
Ловиса ничего на это не ответила; она пробежала мимо Ульфа и Блумквиста и бросилась к боковой двери. Подергав ручку, она, наконец, справилась с замком и захлопнула за собой дверь. Молодой человек, который сидел за другим столом, вскочил на ноги. Он сделал несколько шагов по направлению к двери, за которой исчезла Ловиса, но потом передумал и повернулся к Ульфу.
– Она ужасно расстроена, – сказал он с укором.
У Ульфа появилось ощущение, будто его обвиняют в чудовищной бесчувственности. Раздражение, которое в нем вызывал этот молодой человек, ушло. Он принял невинный вид.
– Слушайте, – сказал он, несколько повысив голос. – Я просто спросил у нее про ее парня. Вот и все. Но тут явно что-то…
Молодой человек вздохнул.
– Они разошлись, – сказал он, а потом добавил риторическое: – Не так ли?
– Мне-то откуда это было знать? – резко ответил Ульф.
Но молодой человек продолжал обвиняющим тоном:
– Между ними все кончено. Ей приходится очень нелегко. Это все знают.
– Это он с ней порвал? – вмешался Блумквист. – Его жена узнала?
Молодой человек, еле скрывая раздражение, поглядел на Блумквиста.
– Да, он. Что совершенно очевидно.
– Вовсе не очевидно, – вмешался Ульф.
Молодой человек отвел взгляд.
– Насчет его жены мне ничего не известно. Но это точно он решил со всем покончить – поэтому она так расстроена. Чего вы еще ожидали?
Ульф встал.
– Думаю, нам надо идти.
Блумквист тоже поднялся.
– Она, наверное, сейчас вернется, – сказал молодой человек. – Пойду, посмотрю, как она там.
– Нет, – ответил Ульф. – Я зайду как-нибудь в другой раз. Скажите ей, что я очень прошу прощения.
– Да, – добавил Блумквист. – И я тоже.
И бросил на коллегу Ловисы довольно суровый взгляд.
Они вышли на улицу и молча вернулись к «Саабу». Ульф, заводя мотор, сказал Блумквисту:
– На самом деле это ничего не меняет.
– Ну и фрукт, – проворчал Блумквист.
– Он еще молод, – ответил Ульф. – Дозреет.
Я был в точности таким же, подумал он.
– И что за дурацкие очки, – продолжал Блумквист. – Сидит такой. Довольный собой, – тут он кашлянул. – Ну вот, у меня начинается ларингит, – сказал он. – Так я и знал, что этим дело кончится. Придется принимать алоэ вера. Иммунная система у меня…
– Дайте связкам отдохнуть, – сказал Ульф. – Попробуйте некоторое время не разговаривать.
Блумквист этот совет проигнорировал.
– Но нам удалось подтвердить, что роман у них был.
Ульф был с этим согласен.
– Да. Я бы сказал, сомнений тут не осталось.
У Блумквиста сделался глубокомысленный вид.
– Так что вы собираетесь делать?
– Скажу ей, наверное.
Блумквист покачал головой.
– И зачем только люди сами осложняют себе жизнь – особенно, когда дело доходит до секса?
Ульф вывел «Сааб» на дорогу, раздумывая над ответом на этот вопрос. Со стоявшей за ним мыслью трудно было поспорить. Люди и в самом деле осложняли себе жизнь, и да, значительная часть этих сложностей была связана с сексом; но почему столь многим так трудно бороться с этими сложностями – этого он понять не мог. Может, это была просто слабость – все мы слабы перед лицом темной, анархической силы полового влечения, которая лишает нас воли. Взять хотя бы меня, подумал Ульф. Я влюбляюсь, как и все остальные, но всегда не в тех людей. Мало было ему чувств к Анне, но, когда его время от времени начинало тянуть к другой женщине, она оказывалась в равной степени недоступной.
Теперь, задним числом, он жалел о том, что показал Ловисе ту сережку. Это было мерзкое чувство: теперь ему стало ясно, как сильно он ее унизил. И все же он убедился в том, в чем должен был убедиться; кроме того – напомнил он себе – Ловиса сама вступила в отношения с женатым человеком. Она прекрасно знала, что у него есть жена и дети, и, судя по всему, ей это было все равно. В подобных обстоятельствах не стоило жаловаться, если ее чувства оказались задеты при виде доказательства ее дурного поступка. Ульф старался подавить в себе чувство вины, но это было непросто. Может, он был слишком деликатной натурой, чтобы работать в отделе деликатных расследований, подумалось ему.
Глава двенадцатая. Волки и им подобные