Ульф ждал, когда госпожа Хёгфорс сделает следующее логическое заключение, но та явно ничего не понимала. Соседка была умным человеком – у нее даже был диплом, напомнил он себе, по социальной антропологии, – но получила она его, конечно, уже очень давно. В конце концов, навыков дедукции у нее не было, и вполне понятно, что склонность выискивать улики, которые казались ему чем-то самоочевидным, у госпожи Хёгфорс просто отсутствовала. Ульф поднял бровь.
– И этот факт – что вскоре будет забастовка – журналисты мусолили уже не одну неделю. Вам это не кажется подозрительным, госпожа Хёгфорс?
Она задумалась.
– Вы намекаете, что он знал заранее?
– Ну да, – ответил Ульф. – В общем-то, намекаю. Если вам известно о предстоящей железнодорожной забастовке, то предсказывать неудачные поездки – вполне логично.
Госпожа Хёгфорс поджала губы.
– Что ж, возможно, – снизошла она. – Вполне возможно, – потом неохотно улыбнулась и добавила: – Но это же все совершенно невинно, не правда ли? И все мы чуточку суеверны – иногда.
Ульф согласился, что, должно быть, суеверия есть у каждого. На ум ему первым делом пришли коллеги. Эрик, отправляясь рыбачить, всегда надевал один и тот же ремень – он как-то упомянул об этом в разговоре, а Карл никогда никого не арестовывал в пятницу, тринадцатого. «Нет смысла – они сразу выходят на свободу», – объяснял он. Что же до Анны, то у нее на связке ключей висела кроличья лапка – он это видел своими глазами – а зачем кому-то носить с собой кроличью лапку, если он не верит, что лапка приносит удачу? А что до него самого… тут он задумался; неужели у него не было ни одной пустяковой и немного глупой приметы? К некоторому разочарованию, он понял, что и сам не без греха. Почему, например, он всегда старался вылезти из ванны до того, как спустит всю воду? Может, из-за стойкого чувства, что если он все еще будет лежать в ванне, когда в трубу утекут, журча, последние капли, то случится нечто ужасное? Или потому, что лежать в ванне, из которой вытекла вся вода, – холодно и неуютно? Скорее первое – если быть до конца честным с самим собой. Тут его поразила новая мысль: в самом ли деле честные люди были честны с самими собой – так же, как с другими? Мог ли человек обманываться насчет какой-нибудь своей слабости, например, будучи в то же время безукоризненно честным в отношении других вещей? Размышления эти, однако, прервались, когда он напомнил себе, что ему нужно подумать о другом: о том, что видела в парке госпожа Хёгфорс – а именно Оке Хольмберга и Нильса Седерстрёма, вместе. Что бы это могло значить?
Ответ пришел почти мгновенно. Нильс наверняка прочитал статью Оке о себе и о будущих разоблачениях. Придя в ужас от того, что его тайна вскоре должна была попасть на страницы газет, он, вероятно, связался с Оке и умолял его отменить публикацию. Наверняка дело в этом – иначе просто и быть не может. Конечно, Оке – если в нем оставалась хоть капля порядочности – должен был ответить, что статья и так не пойдет в печать, и на этом они бы и расстались, оставив после себя недоеденный пирожок, который потом проглотил Мартин. Но зачем им встречаться в парке, на какой-то скамейке? Ульф снова задумался. Может, Нильс не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, как он заходит в редакцию. Он был человек известный; его знали в лицо. Вряд ли ему хотелось, чтобы его сфотографировали, пока он – так сказать, на коленях – умоляет газетчиков не публиковать статью. Хемингуэй так никогда бы не поступил. И Норман Мейлер тоже, не говоря уж о прочих крутых парнях от литературы.
Вдруг он осознал, что госпожа Хёгфорс что-то ему говорит.
– Простите. Я задумался.
– Я говорила: мне ужасно жаль, но я потеряла тот новый симпатичный поводок, который вы купили для Мартина. Тот, кожаный. На котором еще было написано «сделано в Китае».
Ульф помахал рукой.
– А, тот. Не беспокойтесь. Это всего-навсего поводок.
– Я купила новый. Вот он, – тут она вручила ему красивый новый поводок красной кожи, на котором были вытеснены буквы: «Van Dog».
Ульф поблагодарил ее, а потом, изучая лейбл, спросил:
– Ван Дог?
– Мне сказали, это такой дизайнерский бренд для собак, – сказала госпожа Хёгфорс. – Сама я за подобными штучками не гоняюсь – ну, знаете, всякие Гуччи и тому подобное. Но поглядите только на молодежь – они все просто обвешаны брендами. Не понимают, что ими манипулируют.
Ульф кивнул.
– По большей части это вещи вполне обычного качества. Вы платите за лейбл – и платите втридорога, – он вздохнул. – А теперь, значит, они нацелились на хозяев собак.
Госпожа Хёгфорс посмотрела на часы.
– Не найдется ли у вас минутка, чтобы выпить кофе, господин Варг?