Талантливый мистер Рипли

На следующий день он переехал в гостиницу «Европа», недорогой отель на Виа Венето, потому что «Хасслер» показался ему слишком шумным. В таких гостиницах любят останавливаться те, кто делает кино, а также люди вроде Фредди Майлза и других знакомых Дикки, приезжающих в Рим.

В своем гостиничном номере Том провел воображаемые беседы с Мардж, Фаусто и Фредди. Мардж, скорее всего, приедет в Рим, думал он. Если бы ей случилось позвонить ему по телефону, то он бы говорил с ней как Дикки, а если он столкнется с ней лицом к лицу, он станет Томом. Ведь она вполне может объявиться в Риме, отыскать его в гостинице и подняться к нему в номер, в каковом случае ему придется снять кольца Дикки и переодеться.

– Не знаю, что и сказать, – произнесет он голосом Тома. – Ты ведь его знаешь – любит быть сам по себе. Говорил, что я могу пожить несколько дней в его комнате, – моя плохо отапливается… Да он вернется через пару дней или открытку пришлет, что все в порядке. Они с Ди Массимо в какой-то городишко поехали посмотреть церковные фрески.

– (А ты не знаешь, на север они поехали или на юг?)

– Точно не знаю. Кажется, на юг. А что это тебе даст?

– (Как ужасно, что я не могу с ним встретиться! Почему он даже не сказал, куда едет?)

– Очень тебя понимаю. Я и сам его спрашивал. Весь номер облазил в поисках карты или записки какой-нибудь, хотел узнать, куда он отправился. Он звонил три дня назад, сказал, что я могу пожить в его номере, если хочу.

Ему понравилось играть самого себя, ведь может настать момент, когда ему придется перевоплотиться буквально за секунды. Удивительно, как быстро забывается тембр голоса Тома Рипли. Он беседовал с воображаемой Мардж до тех пор, пока не вспомнил, как звучит его собственный голос.

Но гораздо больше времени он провел в образе Дикки, низким голосом беседуя с Фредди и Мардж, а также по телефону с матерью Дикки, с Фаусто, с незнакомцем за обеденным столом. Он говорил по-английски и по-итальянски, и при этом включал транзисторный приемник Дикки, чтобы горничная, проходя по коридору, не приняла его за сумасшедшего, ведь синьор Гринлиф живет один. Если по радио звучала песня, которая нравилась Тому, он просто танцевал сам с собой, но делал это так, как если бы танцевал Дикки, – как-то он видел, как Дикки танцует с Мардж на террасе у Джорджо и в Джардино-дельи-Оранджи в Неаполе. Дикки делал большие шаги, но был неловок в движениях, и, в общем-то, можно сказать, что так не танцуют. Каждый миг доставлял Тому удовольствие – и когда он затворничал в гостиничном номере, и когда бродил по римским улицам, сочетая осмотр достопримечательностей с поисками квартиры. До тех пор пока он Дикки Гринлиф, думал он, ему не страшны ни скука, ни одиночество.

В «Америкэн экспресс», куда он пришел, чтобы забрать почту, к нему обращались как к синьору Гринлифу. В первом своем письме Мардж писала: