Таланты и покойники

— А в тот самый день, в субботу? Я имею в виду, разумеется, не смерть, а что-либо еще. Ничего особенного не произошло?

Вика наивно захлопала глазами.

— Ну, конечно, произошло! Премьера.

— Ну, премьеру помню и я, — улыбнулся следователь. — А больше ничего не было?

И на легкое пожатие плеч с той же улыбкой ответил:

— Вы знаете, Виктория Павловна, что врать нехорошо?

— Нет, — моментально заявила она.

— Как — нет? — несколько опешил собеседник.

— Очень просто. Хорошо или нехорошо врать, зависит от обстоятельств.

— Да? Вы в этом уверены?

— Конечно. Вот, например, — оживилась Вика, — при встрече с приятельницей будет довольно странно, если я откровенно заявлю: «Ну, ты сегодня просто страшилище, а платье свое, кажется, нашла на ближайшей помойке». Я и не заявлю, а наоборот, навру, что она прекрасно выглядит. И ей лучше, и мне. Разве нет?

— Вы имеете в виду элементарную вежливость, — догадался Талызин.

— И ее тоже. Вообще, в жизни всякое бывает. Зацикливаться на правде глупо.

— Но вводить в заблуждение следственные органы тоже не слишком умно, — спокойно заметил Игорь Витальевич.

«Влипла», — подумала Вика, а вслух сказала:

— Не понимаю, о чем вы.

— О происшествиях. Трудно поверить, что вы забыли, Виктория Павловна, об эпизоде, в котором сами принимали весьма деятельное участие. Я имею в виду открытый люк, куда чуть не провалился покойный Преображенский.

— А, вы об этом! — старательно засмеялась Вика. — Я и думать не думала. Вы не знаете театра, Игорь Витальевич. Подобных происшествий там пруд пруди, я и внимания на них не обращаю.

Она не понимала толком, почему ей так хочется скрыть правду, но ужасно хотелось. Не его это дело, человека постороннего, выпытывать подноготную честных людей и вмешиваться в их личную жизнь. Ишь, явился, будто просто так, а сам выспрашивает! Обсудить все с Маринкой — это одно, а со следователем — совсем другое. Даже если предположить, что среди членов студии затаился убийца, почему из-за него должны страдать остальные? Только, скорее всего, никакого убийцы нет.

— Значит, покушения на ваших артистов, — хитро посмотрел на Вику Талызин, — происходят постоянно? Вот где, оказывается, требуется стационарный милицейский пост, а наивные участковые караулят на районных дискотеках…

— Ну какие покушения, Игорь Витальевич, побойтесь Бога! Сразу видно, что вы плохо знали характер Евгения Борисовича. Вы ведь не были с ним знакомы? — уточнила Вика, памятуя о Марининых размышлениях по данному поводу.

Но хитрый собеседник снова выкрутился, осведомившись:

— При чем тут характер Евгения Борисовича?

— Притом что он был большой фантазер и любил привлекать к себе внимание. Если б мы принимали всерьез его заявления, давно посходили бы с ума. Я лично привыкла его успокаивать, даже не вникая в причину. Теперь я действительно вспомнила, что-то такое с люком было. А кто вам рассказал?

— И замечательно, что вспомнили, — обрадовался Талызин. — Расскажите, пожалуйста, во всех подробностях.

— Ну какие подробности? Случайно остался открытым люк, вот и все. А Евгений Борисович, увидев, закатил скандал: мол, мог туда упасть. Так не упал же! Если на то пошло, скорее рисковал Кирилл, именно он должен был первым идти из левой кулисы, а он взял да вышел справа.

— Вот как?

— Ну да. Только Кириллу в голову не пришло придавать эпизоду с люком какое-то значение, он понимал, что это случайность. Кирилл, он нормальный, а Евгений Борисович… О мертвых ничего, кроме хорошего, но он был человек неадекватный, это вам всякий подтвердит.

— Тем не менее в данном случае Преображенский оказался прав, — задумчиво заметил следователь.

— В каком смысле?

— На следующий день он все-таки погиб из-за аналогичного эпизода.

— Ну, — смутилась Вика, — случайное совпадение… бывает…

— В одно случайное совпадение я поверю, — словно процитировал Марину Талызин, — а два уже наводят на размышления.

— На какие размышления? — двинулась напролом Виктория Павловна.

— Размышления о сомнении в их случайности, — витиевато ответил Игорь Витальевич.

— А разве… разве есть основания?

— Некоторые — есть. По крайней мере нет должной определенности.

— Вы хотите сказать, кто-то нарочно скинул Преображенскому на голову блок, а до этого нарочно открыл люк? И вы это серьезно?

— Не стану утверждать наверняка, Виктория Павловна, но отметать данное предположение нет причин. Итак, мы с вами вспомнили, что в пятницу был оставлен открытым люк. Евгений Борисович не обвинял в этом никого конкретно?

«Если знает, так чего спрашивает? Из вредности?» — пронеслось в голове у Вики. В нее словно вселился бес противоречия, и она с вызовом заявила:

— Не помню. Я не вслушивалась.

Ей вдруг показалось, что поведение ее Талызина веселит. По крайней мере глаза его подозрительно блестели. Впрочем, голос был серьезен.

— Ясно, ясно. А необычных происшествий, случившихся в субботу, вы тоже не помните? Кроме премьеры и смерти, разумеется. Например, связанных с племянницей Преображенского?

— Таша мандражировала перед премьерой, но ничего необычного в этом нет, — сухо пояснила Вика.

— Вы даже приезжали к ней домой.