Талиесин

Он склонился над ней — в глазах его стояли слезы — и легонько поцеловал ее в щеку.

— Спасибо… спасибо за мою жизнь.

— Иди и отыщи свою танцовщицу, — прошептала она. — Возьми ее с собой. Для вас обоих начнется новая жизнь.

Жоет и Перонн подняли Хариту и с величайшей осторожностью переложили в постель. Потом, один за другим, танцоры подошли к ней и попрощались.

Несмотря на неусыпные заботы Белрена, постоянное внимание двух лекарей, которых прислала сама царица Данея, и целый поток даров, сладостей и цветов, грозивший порою затопить комнаты, прошло несколько недель, прежде чем Харита нашла в себе силы пуститься в путь.

Ранним утром она вышла из покоев и села в повозку, ожидавшую на площади перед храмом. Ее скромные пожитки вместе с подарками, которые она выбрала для близких, были уже уложены. Повозкой снабдила ее Данея, равно как и целой толпою слуг под бдительным оком жреца — царица лично поручила им следить, чтобы Харита ехала медленно, с остановками и чтобы любые ее просьбы немедленно исполнялись.

Они проехали полупустыми улицами и свернули на Дорогу процессий, пересекли все три городских кольца, но лишь когда миновали ворота и покатили к зеленым холмам на севере у подножия окутанного облаками Атланта, Харита осознала, что и впрямь уезжает. До нее внезапно дошло, что она не рассчитывала вернуться домой. Дом — само это слово пробудило в сердце теплое, давно забытое чувство.

Тем не менее она не знала, какой ожидать встречи. Она помнила день своего отъезда. Это было вскоре после похорон Брисеиды. Отец держался все с той же необъяснимой враждебностью, и Харита понимала, что им под одним кровом не жить. Он винил ее в смерти матери. Лишь много позже Харита узнала, что Сейтенин был в сговоре с Нестором, он-то и организовал нападение. Двурушничество Сейтенина стало поводом к войне, охватившей теперь пол-Атлантиды.

Харита тоже винила себя, но за другое. Ее вина была куда глубже, чем мнилось отцу: она осталась жива, когда ее мать погибла. Царевна считала, что зарубить должны были ее. Да, Аваллах лишился жены, но она, Харита, утратила мать.

«Ты выбрала бычью арену — ты выбрала смерть», — сказала Верховная царица. Она угадала.

Но жизнь — навязчивый дар. Как ни пыталась Харита от нее избавиться, жизнь стояла на своем. А если бычья арена чему-то ее научила, то лишь этому: все стоящее дается болью и потом. А значит, первым делом нужно вскрыть зарубцевавшиеся раны, чтобы могло начаться настоящее исцеление.

День за днем дорога взбиралась все выше, а мощный Атлант рос, пока не заслонил весь горизонт. Харита смотрела, как на нижних склонах ведут свою бесконечную игру тени от облаков. Она много спала и чувствовала, что к ней постепенно возвращаются силы.

Однако пришел день, когда Харита не смогла уснуть. Каждый камешек под колесами болезненно отдавался в спине, яростное белое солнце нещадно палило, знойный ветер вздымал едкую пыль, горы высились заносчиво и враждебно, окутанные мрачными серыми облаками. Харита смотрела на голые каменистые кручи, уходящие к подножию горы-исполина, и ей почудилась вдали одинокая человеческая фигура.

Она зажмурилась, а когда открыла глаза, фигура исчезла. Она вновь попыталась задремать, но смутное беспокойство не отпускало. Мысли вновь и вновь устремлялись к далекому холму. Она снова взглянула и снова различила на фоне бледного силуэта горы темные очертания человека.

— Стойте! — крикнула она. Повозка остановилась. Двое сопровождающих слуг спрыгнули со своей колесницы и подбежали к Харите.

— Что тебе угодно, царевна? — с тревогой спросил один.

— Я хочу выйти.

Слуги переглянулись, и один из них побежал прочь.

— Надо позвать жреца, — объяснил его товарищ.

— Отлично, — сказала Харита, спрыгивая с повозки. — Скажи, пусть подождет, пока я вернусь.

Она двинулась вверх по склону. После долгой езды приятно было размять ноги, и она взбиралась легко, только иногда шаги отдавались тупой болью в спине — сказывалось недавнее увечье.

На середине склона она остановилась и посмотрела через плечо. Слуги разговаривали со жрецом, смотревшим ей вслед. Она полезла дальше. Человек, которого она заметила с дороги, стоял спиной к ней, неподвижно раскинув руки, как будто молился горе. Ветер трепал его волосы и одеяние — грязную черную шкуру. Харита застыла.

Тром!

Что-то блестело у его босых ног: солнце играло в желтом самоцвете, украшавшем навершие обернутого кожей посоха. Несомненно, это он — безумный пророк.

— Тром, — позвала она, удивляясь, как легко вспомнила это имя. Она слышала его однажды и очень давно. Она подошла ближе.

— Тром, это Харита, — сказала она и тут же сообразила, что ее имя ничего ему не скажет.

Он не шевельнулся, как если бы не услышал. Харита подумала было, что он мертв, — умер вот так, стоя, а натянутые мускулы не дают ему обрести покоя и в смерти. Она протянула руку, потом испугалась и отдернула.

— С-сестра Солнца, — произнес он хриплым замогильным голосом. — Танцующая со Смертью, царевна Чаек, я, Тром, приветствую тебя.