Талисман

Джек машинально поднял Талисман. Тот сверкнул чистым белым огнем – огнем радуги, – и паук задрожал и обуглился, вмиг превратившись в дымящийся уголек, который раскачивался все медленнее, пока не остановился.

Но Джек не мог в удивлении смотреть на это чудо. Ричард умирал.

Он добрался до друга, упал рядом на колени, откинул напоминавшую саван скатерть.

– Все-таки я своего добился, дружок, – прошептал Джек, стараясь не смотреть на червей, выползавших из плоти Ричарда. Поднял Талисман, задумался, а потом опустил его на лоб своего друга. Ричард отчаянно вскрикнул и попытался отбросить Талисман. Джек положил руку на исхудавшую грудь Ричарда и удержал его на месте. Особого труда это не составило. Завоняло: Талисман поджаривал червей.

Что теперь? Надо сделать что-то еще, но что именно?

Джек огляделся, и его взгляд задержался на зеленом стеклянном шарике, который он оставил Ричарду: шарике, который в другом мире был волшебным зеркалом. У него на глазах шарик сам по себе прокатился шесть футов. Потом остановился. Он катился, да. Катился, потому что это шарик, а шарики должны катиться. Шарики круглые. Шарики круглые, как Талисман.

В мятущемся разуме вспыхнул свет.

Держа Ричарда одной рукой, Джек медленно покатил Талисман по его телу. Когда добрался до груди, Ричард перестал вырываться. Джек подумал, что его друг лишился чувств, но одного взгляда хватило, чтобы понять, что это не так. Ричард смотрел на него с нарастающим изумлением.

…и прыщи исчезли с его лица! И твердые красные выпуклости бледнели!

– Ричард! – крикнул Джек и бешено расхохотался. – Эй, Ричард, ты только посмотри на это! Бвана творит заклинания!

Ладонью он медленно перекатил Талисман на живот Ричарда. Талисман ярко светился, пел ясную и чистую безмолвную песнь здоровья и излечения. Дальше, к промежности Ричарда. Джек свел вместе тощие ноги друга и покатил Талисман по ложбине между ними, к щиколоткам. Талисман светился ярко-синим… густо-красным… желтым… зеленью июньской луговой травы.

Потом снова стал белым.

– Джек? – прошептал Ричард. – Мы пришли за ним?

– Да.

– Он прекрасен. – Ричард замялся. – Могу я подержать его?

Джек ощутил внезапный приступ жадности, достойный Скруджа. На мгновение крепко прижал Талисман к себе. Нет! Ты можешь его разбить! А кроме того, он мой! Ради него я пересек всю страну! Я сражался за него с рыцарями! Ты не можешь прикасаться к нему! Он мой! Мой! Мо…

В его руках Талисман вдруг похолодел и на мгновение – мгновение, более ужасное для Джека, чем все землетрясения во всех мирах – стал чернильно-черным. Белый свет иссяк. И в этой густой, абсолютной черноте Джек увидел черный отель. С надстройками, и мансардами, и башнями, и куполами, которые напоминали бородавки, набитые злокачественными опухолями и непрерывно вращающимися кабалистическими символами: волком, и вороной, и перекошенной звездой.

– Значит, ты будешь новым «Эджинкортом»? – прошептал Талисман. – Даже мальчик может стать отелем… если захочет.

В голове Джека ясно зазвучал голос матери: Если ты не хочешь поделиться им, Джеки, если не можешь заставить себя рискнуть им ради близкого друга, тогда лучше оставайся там, где ты сейчас. Если ты не можешь заставить себя разделить приз – рискнуть призом, – незачем возвращаться домой. Дети слышат эту муть всю свою жизнь, но когда приходит время проявить себя или забить на все, оказывается, что это две большие разницы, верно? Если ты не можешь поделиться Талисманом, дай мне умереть, дружок, потому что за такую цену я жить не хочу!

Талисман вдруг стал невероятно тяжелым, словно в него влился вес мертвых тел. Но Джек каким-то образом поднял его и передал в руки Ричарда. Бледные и исхудалые… однако Ричард легко удержал Талисман, и Джек осознал, что ощущение веса – плод его воображения, извращенного и болезненного стремления не расставаться с Талисманом. И как только Талисман вновь засиял восхитительно белым светом, Джек ощутил выходящую из него внутреннюю темноту. Пришло смутное осознание, что право на обладание вещью можно измерить только легкостью, с которой ты готов с ней расстаться… а потом эта мысль ушла.