Талисман

Ричард улыбнулся, и от улыбки его лицо стало прекрасным. Джек много раз видел улыбку Ричарда, но никогда еще в ней не было такой умиротворенности. Казалось, она выше его понимания. В белом, целебном свете Талисмана Джек видел, что лицо Ричарда, по-прежнему истощенное, осунувшееся и больное, на глазах изменяется к лучшему. Ричард прижимал Талисман к груди, словно ребенка, и счастливо улыбался Джеку.

– Если это экспресс «Сибрук-Айленд», я готов купить проездной. Конечно, при условии, что нам удастся покинуть его.

– Тебе лучше?

Улыбка Ричарда сияла в свете Талисмана.

– Словами не передать насколько. А теперь помоги мне встать, Джек.

Джек хотел взять друга за плечо. Ричард протянул Талисман.

– Сначала возьми его. Я еще слишком слаб, и он хочет вернуться к тебе. Я это чувствую.

Джек взял Талисман и помог Ричарду подняться. Ричард обнял Джека за шею.

– Ты готов… дружок?

– Да, – ответил Ричард. – Готов. Но я почему-то думаю, что морем нам не выбраться. Вроде бы я слышал, как рухнула веранда.

– Мы выйдем через парадную дверь, – заявил Джек. – Даже если бы Господь перекинул трап из окна на берег, я бы все равно вышел через парадную дверь. Мы не убегаем из этого места, Ричард. Мы уходим как постояльцы, оплатившие пребывание здесь. Я чувствую, что заплатил сполна. Как думаешь?

Ричард вытянул тощую руку, ладонью вверх. Красные высыпания заметно побледнели, но полностью еще не ушли.

– Я думаю, мы должны выйти через парадную дверь ради него. Дай пять, Джеки.

Джек шлепнул ладонью по ладони Ричарда, а потом они вместе двинулись обратно к коридору, и рука Ричарда по-прежнему обнимала Джека за шею.

Уже в коридоре Ричард уставился на груды мертвого металла.

– Это еще что?

– Жестянки из-под кофе, – ответил Джек. – «Максвелл-хаус».

– Джек, что ты нес…

– Не важно, Ричард. – Джек улыбался, по-прежнему в прекрасном настроении, но вновь ощущая тревогу. Землетрясение закончилось… однако сражение за Талисман продолжалось. Морган поджидал их. И Гарденер.

Не важно. Пусть все идет своим чередом.

Они добрались до вестибюля, и Ричард в удивлении воззрился на лестницу, на разломанную регистрационную стойку, на разбросанные охотничьи трофеи и флаги. Голова черного медведя уткнулась носом в одну из ячеек для почтовой корреспонденции, словно из нее хорошо пахло… возможно, медом.

– Вау, – покачал головой Ричард. – Тут все грозит развалиться.

Джек увлек его к двустворчатой двери и отметил, с какой жадностью друг смотрит на солнечный свет.

– Ты действительно готов к этому, Ричард?

– Да.

– Там твой отец.

– Нет, не он. Мой отец мертв. А там его… как ты их называешь? Его двойник.

– Ох.

Ричард кивнул.

Несмотря на близость Талисмана, он вновь выглядел изможденным.

– Да.

– Борьба будет жестокой.

– Что ж, я сделаю все, что смогу.

– Я люблю тебя, Ричард.

Ричард чуть улыбнулся.

– Я тоже люблю тебя, Джек. А теперь пошли, пока я не струсил.

9

Слоут действительно верил, что все под контролем: и ситуация, и – что намного более важно – он сам. Верил в это, пока не увидел своего сына, безусловно, ослабевшего, безусловно, больного, но очень даже живого, который вышел из черного отеля, обнимая Джека за шею и привалившись головой к его плечу.

Слоут также верил, что сумел обуздать чувства, которые вызывал в нем ублюдок Фила Сойера: именно ярость привела к тому, что он упустил Джека, сначала у павильона королевы, потом на Среднем Западе. Господи, Джек пересек Огайо целым и невредимым, а Огайо – тот же Оррис, еще одна твердыня Моргана. Но ярость подвела его, и мальчишка вновь ускользнул. Морган подавлял ярость, однако теперь она вспыхнула и вырвалась на свободу. Словно кто-то плеснул керосина в ровно горевший костер.

Его сын по-прежнему живой. Его единственный сын, которому он хотел передать власть над мирами и вселенными, опирается на этого Сойера, потому что не может идти сам.

Но это еще не все. В руках Сойера сверкала и поблескивала упавшая на землю звезда: Талисман. Даже с такого расстояния Слоут чувствовал его: словно гравитационное поле планеты внезапно усилилось и тянуло к земле, заставляя сердце биться сильнее, словно время ускорялось, высушивая плоть, туманя глаза.

– Больно! – взвыл стоявший рядом Гарденер.

Большинство Волков, переживших землетрясение и сбежавшихся к Моргану, теперь пятились, закрывая лица руками. Двух или трех вырвало.

На мгновение Морган ощутил страх… а потом его ярость, его возбуждение, его безумие, которые так давно кормились грезами о безраздельной власти, разорвали сеть самоконтроля.

Он поднял руки к ушам, глубоко, до боли вогнал большие пальцы в слуховые проходы, потом высунул язык и помахал свободными пальцами мистеру Джеку Сучьему-Сыну-и-Вскорости-Покойнику Сойеру. Мгновением позже верхние зубы Моргана опустились, словно замковые ворота, и отхватили кончик вывалившегося изо рта языка. Он этого даже не заметил. Схватил Гарденера за жилетку.