Талисман

Он решил, что глотнет из бутылки Спиди и прыгнет обратно, как только увидит что-то опасное… или просто пугающее. Иначе будет идти и идти весь день, а уж потом вернется в штат Нью-Йорк. Он даже склонялся к тому, чтобы провести здесь ночь, если бы из еды прихватил с собой не только яблоко. Но он не прихватил, а у широкого пустынного проселка, именуемого Западной дорогой, не попадалось ни «С семи до одиннадцати», ни «Остановись и зайди».

Как только Джек миновал последнее поселение, старые деревья, окружавшие перекресток и росшие в городе, где была ярмарка, уступили место широким полям. У него появилось ощущение, что он идет по бесконечной дамбе, проложенной среди бескрайнего океана. В этот день он путешествовал по Западной дороге в одиночестве, под ясным и солнечным, но прохладным небом. (Уже поздний сентябрь, понятно, что прохладным, подумал Джек, только на ум пришло не «сентябрь», а долинское слово, которое переводилось как «девятый месяц».) Он не встретил ни одного пешехода, мимо не проезжали фургоны – ни груженые, ни пустые. Ветер дул с прежней силой, шурша травой, и в звуке этом слышались и осень, и одиночество. По поверхности полей бежала крупная рябь.

На вопрос: «Как самочувствие, Джек?» – он ответил бы: «Очень неплохо. Спасибо. Я бодр и весел». Слова эти, «бодр и весел», обязательно пришли бы ему в голову, когда он пересекал заросшую травой равнину; а слово «экстаз» у Джека в первую очередь ассоциировалось с одноименной песней, хитом группы «Блонди». И он бы очень удивился, если бы ему сказали, что он плакал несколько раз, наблюдая, как океан травы идет рябью до самого горизонта, пьянея от вида, открывавшегося лишь немногим американским детям его времени, – гигантских пустынных пространств, раскинувшихся под синим небом фантастической длины, и ширины, и, да, высоты. Небом, которое не прорезали следы, оставляемые реактивными двигателями самолетов, не затягивала грязная лента смога.

Чувства Джека подверглись мощному удару: глаза, уши, нос впитывали все новое, тогда как привычный поток информации сошел на нет. У Джека был неплохой опыт – он вырос в лос-анджелесской семье, его отец был агентом, мать – киноактрисой, так что не следовало считать его наивным, – но, с опытом или без, он все равно оставался ребенком, и именно это его спасало… во всяком случае, в сложившейся ситуации. У взрослого одиночное путешествие по этой заросшей травой равнине вызвало бы информационную перегрузку, возможно, привело бы к безумию или галлюцинациям. Взрослый потянулся бы за бутылкой Спиди – и, возможно, такими трясущимися руками, что она выскользнула бы из пальцев, – уже через час после того, как двинулся с ярмарки на запад, а может, и раньше.

В случае Джека поток новой информации проскакивал разум, практически целиком отправляясь в подсознание. А начав плакать от восторга, он не чувствовал слез (только один раз его зрение затуманилось, но он списал это на пот), и из головы не выходила мысль: Господи, как же мне хорошо… вроде бы мурашки должны бежать по коже от того, что рядом ни души, но ведь не бегут.

И Джек воспринимал свой восторг всего лишь как что-то хорошее, веселое и бодрящее, шагал и шагал по Западной дороге, а отбрасываемая им тень удлинялась и удлинялась. Он об этом не думал, но отчасти столь положительный эмоциональный настрой вызывался и тем, что еще вчерашним вечером он был пленником в «Баре Апдайка в Оутли» (кровавые синяки от контакта с последним алюминиевым бочонком пока не сошли), а прошлой ночью лишь в последний момент ускользнул от жаждущего крови зверя, которого уже называл не иначе, как козлооборотень. Впервые в жизни он оказался на широкой, открытой всем ветрам дороге, совершенно пустынной, принадлежащей только ему. Нигде не рекламировалась кока-кола, не стояли рекламные щиты «Будвайзера» с «всемирно знаменитыми клейдесдалами[20]», и никакие провода не тянулись вдоль дороги и над ней, как бывало на каждой дороге, по которой когда-либо путешествовал Джек Сойер. Ниоткуда не доносился далекий рокот самолета, не говоря уже о реве «боингов», идущих на посадку в международном аэропорту Лос-Анджелеса, или F-111, взлетающих с авиационной базы в Портсмуте, а потом прорывающих звуковой барьер над «Альгамброй» (звук этот напоминал щелчок кнута Осмонда), уходя в сторону Атлантического океана. Джек слышал только шуршание ног по утоптанной земле да чистый звук собственного дыхания.

Господи, как же мне хорошо, подумал Джек, рассеянно вытирая глаза. Он был «бодр и весел».

6

И теперь он смотрел на башню и гадал, для чего она здесь.

Нет, меня не затащишь на нее ни за какие коврижки. Яблоко он обглодал до семечек, а потом, не отдавая себе отчета, не отрывая глаз от башни, вырыл ямку в жесткой, пружинистой земле и похоронил в ней огрызок.