Талисман

И ты все выложишь этому парню? Этому? От него воняет, как от уборной, и он похож на средневекового Чарльза Мэнсона… Но думай сам, решай сам. Ты можешь надуть его, если захочешь, без труда. Но решай сам!

— Кто ты такой? — повторил Осмонд, притянув его еще ближе к себе, и на его лице Джек читал полную уверенность в себе. Он привык вытягивать ответы из людей, а уж из двенадцатилетних детей — и подавно.

Джек набрал полные легкие воздуха (Если хочешь получить самую большую громкость, чтобы даже на последних рядах галерки тебя было слышно, работай диафрагмой. Весь воздух выходит из диафрагмы через связки) и заорал:

— Я УЖЕ САМ УХОДИЛ! КЛЯНУСЬ БОГОМ!

Осмонд, наклонившийся еще ближе в ожидании сломленного, сдавленного шепота, отшатнулся, будто Джек вырвался и ударил его. Он выхватил свою плеть и потряс ею. Он наступил на концы своей плети и чуть было не оборвал их.

— Я УЖЕ СОБИРАЛСЯ УХОДИТЬ! ПОЖАЛУЙСТА, НЕ БЕЙ МЕНЯ, ОСМОНД! Я УЖЕ УХОДИЛ! Я НИКОГДА НЕ ХОТЕЛ ПРИХОДИТЬ СЮДА, НИКОГДА, НИКОГДА…

— Проклятый маленький…

Капитан Фаррен шагнул вперед и ударил Джека в спину. Джек снова растянулся в грязи, не переставая при этом кричать.

— Я же говорил, что он придурочный, — услышал он слова Капитана. — Я приношу свои извинения, Осмонд. Будь уверен, я всыплю ему по первое число. Он…

— Что он делает здесь, во дворце? — взвизгнул Осмонд. Голос его стал высоким и пронзительным, как у торговки. — Что твоему сопливому выродку здесь надо? Покажи-ка мне его пропуск! Я знаю, у него нет пропуска! Ты пристроил его к столу Королевы, чтобы он стащил для тебя ее столовое серебро! Я знаю!.. Дрянной мальчишка… с первого взгляда ясно, что он ужасно, невыносимо, нестерпимо дрянной!

Каждый раз при слове «дрянной» плетка Осмонда со всей силы хлестала Джека по спине, по плечам, по чему попало. Джек не имел понятия, сколько же будет длиться эта порка, — Осмонд все больше распалялся, но вдруг раздался новый голос:

— Осмонд! Осмонд! Вот ты где! Слава Богу!

Послышался топот ног.

Голос Осмонда, срывающийся и захлебывающийся:

— Ну? Что? Что случилось?

Чья-то рука помогла Джеку встать. Джек не мог поверить, что Капитан, такой строгий и резкий во время их путешествия по дворцу, стал теперь таким заботливым.

Джек покачнулся. Все плыло перед его глазами. Горячие струйки крови стекали по шее. Он взглянул на Осмонда, не скрывая ненависти, — самое приятное чувство, которое он сейчас испытывал.

Ты сделал мне больно? Что ж, танцор, мы еще поквитаемся!

— Ты в порядке? — спросил Капитан.

— Вроде бы…

— Ну что? Что нужно? — кричал Осмонд подбежавшим людям, оторвавшим его от любимого занятия.

Первый из них был одним из тех франтов, которых Джек и Капитан встретили по пути в тайную комнату. Второй напоминал кучера, которого Джек встретил сразу по возвращении в Долины. Этот второй выглядел ужасно напуганным и был к тому же ранен — кровь струилась из его левого виска, залив пол-лица. Левая рука бессильно висела; камзол был порван.

— Что вам нужно, кретины?

— Мой фургон перевернулся у деревни Сторонки, — проговорил кучер. Он говорил медленно и глухо, как человек, глубоко потрясенный. — Мой сын… О господин, мой сын умер: его раздавило бочками. Ему только что исполнилось шестнадцать. Не знаю, что будет с матерью…

— Что? — вскричал Осмонд. — Бочки? С элем? Не королевским, надеюсь? Только не говори мне, что ты перевернул целый фургон королевского эля, ты, хрен собачий! Ты ведь не это хочешь сказать, а? Дерьмо-о!

Голос Осмонда повышался с каждым словом, словно тот изображал из себя оперного певца. Он дрожал и срывался. Внезапно Осмонд снова начал пританцовывать, но уже от ярости. Движения его были такими причудливыми, что Джеку пришлось зажать рот руками, чтобы сдержать неуместный смех. Ворот рубашки, поднявшись вслед за руками, коснулся его пораненной шеи, и это отрезвило его еще до того, как Капитан сделал предостерегающий жест.

Так как Осмонд, судя по его поведению, пропустил самое главное, кучер начал снова:

— Ему было всего шестнадцать… Мать не хотела отпускать его со мной. Я не знаю, что будет с матерью…