Талисман Белой Волчицы

С рассветом они покинули залитый кровью распадок и уже через четверть версты наткнулись на первый дозор.

Бандиты валялись в лужах собственной крови с перерезанным горлом. Второй они обнаружили на берегу реки. Нукеры монгольского князька свое дело знали, располосовав горло сторожам Тобурчинова от уха до уха. Недалеко бродили четыре оседланных лошади, очевидно, в спешке монголы их не заметили. И это было несказанной удачей.

Поймав лошадей, бывшие пленники обнялись напоследок и разъехались каждый своей дорогой. Ду-пен и Сашка — на юг, а Алексей — на север. Но еще долго преследовал его сладкий дух горелого мяса. Наконец он поднялся на высокую сопку. Свежий ветер ударил в лицо. И только теперь он окончательно поверил, что свободен. Пальцы нащупали в кармане рубахи наконечник от самострела. Сашка не забыл про обещание. Откопал его в золе и вручил Алексею. К сожалению, в огне погиб лук, но самая главная улика была все ж у него в кармане. И кажется, он уже знал, кто выставил на тропе тот самострел, что чуть было не убил Машу.

Глава 38

До слободы Алексей добрался только утром следующего дня. Накануне ему трижды пришлось объезжать стороной несколько деревушек. Он не знал, чьи они и насколько верны Гурану, поэтому решил не рисковать. Столько же раз встречались на его пути вооруженные всадники группами по два-три человека. Алексей не был уверен, то ли это погоня, отправленная Гураном по его следам, то ли конные едут по своим, только им известным делам, но на всякий случай прятался в лесу или среди камней.

Нужно сказать, что ему очень повезло с лошадью. Она была спокойной и некуражливой, а ее разбойное прошлое, несомненно, помогало Алексею вовремя избегать ненужных встреч. Стоило ему хлопнуть лошадь — и она сама находила надежное убежище в лесу ли, за сопкой, в худшем случае в бурьяне. И лежала не шелохнувшись, пока он вновь не шлепал ее по крупу, давая отбой тревоге.

Но стрелять ему все-таки пришлось. Уже под утро молча ринулись на него с ближайшей сопки два конника. Тускло блеснули в предутренней мгле вскинутые над головой шашки.

И он, не раздумывая, выстрелил навскидку в сторону нападавших, потом еще раз… Он не знал, попал в кого или нет.

Удерживая в одной руке винтовку, в другой — повод, он гнал свою лошадь по степи, пригнувшись к самой гриве. Что-то с визгом, похожим на свист пули, пронеслось возле уха. Но он продолжал гнать лошадь, не оглядываясь. И только когда взлетел на очередной холм, бросил быстрый взгляд за спину, но преследователей не обнаружил. И опять же не знал, то ли уложил кого из винтовки, то ли отстали варнаки, не выдержав бешеной скачки по степи.

Слобода еще спала, когда копыта его лошади, взбив уличную пыль, глухо процокали в сторону заводской конторы.

Чутье ли особое, то ли уже кое-какой опыт подсказали Алексею, что урядник сейчас не дома, а в своем кабинете. И поэтому совсем не удивился, когда заметил в окне тусклый свет керосиновой лампы. Егор, видно, пришел на службу спозаранку, а то и вовсе еще не ложился спать. Не суть важно, главное, что через десяток секунд они встретятся. И уж точно сроду он так не спешил на свидание, как на встречу с Егором Зайцевым.

Накинув лошадиный повод на коновязь, Алексей буквально взлетел на крыльцо и распахнул двери. В комнате было трое. Ермак, по обычаю, устроился на корточках в углу и смолил свою трубку. Егор с красными от недосыпа глазами что-то объяснял третьему, сидящему к Алексею спиной человеку в темном сюртуке. Держа двумя пальцами на отлете потухшую цигарку, в правой урядник зажал листок бумаги и тряс им перед лицом незнакомого Алексею господина. Судя по количеству табачного дыма, зависшего под потолком, все трое сидели здесь с вечера.

Алексей вырос на пороге и открыл было рот, чтобы поздороваться, но Егор вскинул голову, замахал бумагой уже на него и выкрикнул негодующе:

— Давай, давай, выходи отсюда! Я пока не принимаю!

Шаритесь ни свет ни за…

Но Ермашка вдруг вскочил на ноги и перебил его на полуслове:

— О ясвалар![47] Это ж Алексей Дмитрич!

Егор вздернул голову.

— Е-ешкина мама! И вправду Алешка! — Он перепрыгнул через стол и, оттолкнув Ермашку, обнял Алексея. — Откуда ж ты взялся, лихая твоя башка? — Ухватив за плечи, он слегка встряхнул его и окинул придирчивым взглядом. — Надо ж, а я с ходу не признал! Похудел! Глаза ввалились!

А борода-то, борода! Я уж думал, казачишка какой спозаранку… — Недоговорив, он вновь прижал Алексея к себе. — Где ж тебя носило, дорогой ты мой? Мы уж тут совсем было тебя похоронили.

— Таной сказал: тюндюк не захлопнется! — Ермак подошел сбоку. И тоже обнял Алексея, улыбаясь во весь рот. — А ты, Егор Лукич, кричал, когда я тебе говорил, что шаман врать не будет.

— Да уж, — засмеялся урядник и постучал себя по темени, — ты мне этим тюндюком плешь на всю голову проел.

Тюндюк то, тюндюк се… — И погрозил приятелю пальцем:

— Ты ж наверняка не Алексея Дмитрича первым делом признал, а свой сикпен ненаглядный. Признавайся: так или нет?

Ермак не успел ответить, потому что его опередил Другой, слишком хорошо знакомый Алексею голос: