Талисман Белой Волчицы

— Статья пятьсот семьдесят пятая Горного устава, седьмой том Свода законов Российской империи, — глянул исподлобья на управляющего бухгалтер, — гласит, что всякие промыслы при заводах могут быть открываемы только с согласия их владельца. Поэтому вступать в спор с заводской конторой Хорошилову не с руки. Да и вы попусту не тревожьтесь, Генрих Иванович. Лавочник внакладе не останется. В первую очередь он спустит весь залежалый товар, да и ценою дороже, чем за наличные. Он еще спасибо нам скажет, вот увидите!

— Он-то, может быть, и скажет, — произнес задумчиво Тригер, — а как мне в лицо рабочим потом смотреть?

— А так и смотреть, — неожиданно жестко произнес бухгалтер, — в первую очередь должны соблюдаться интересы завода, а рабочих — во вторую. Завод кормит рабочего, а не наоборот. К тому же, если кто-то не захочет получать расчет выписками, можно пойти навстречу и рассчитаться товаром. Тогда и Михаил Корнеевич от товара не откажется, потому как, считай, двойную выгоду от него поимеет.

— Каким товаром? — не понял Тригер.

— Но мы ж об этом с вами говорили, — произнес укоризненно Столетов, — в крайнем случае можно рассчитаться заводскими изделиями. Печным литьем, к примеру. Рабочие могут сбыть его по деревням или в ту же заводскую лавку.

Думаю, Михаил Корнеевич противиться не будет. А Хорошилов — тот вообще оторвет наш товар с руками. Сами посудите, на рубль выписки он рассчитается семью или восьмью гривнами. А железо наверняка примет в полцены… Но это лучше-, чем ничего, Генрих Иванович. Вон на Абаканском заводе Пермикина почти полгода рабочих железом отоваривали. И ничего — как должное приняли. Амбары полны, рассчитаемся по жалованью без особых забот.

— Ухватами и гвоздями или табуретками? — скривился Тригер и снова высморкался в свой безразмерный платок.

— Экий вы, право, жалостливый, Генрих Иванович, — прищурился Столетов, — или домной легче управлять, чем копейкой?

Тригер промолчал, сделав вид, что основательно занят прочисткой носа, а Столетов участливо спросил:

— На казенном заводе, наверное, спокойнее было?

Тригер вновь не ответил, и тогда Столетов, хитровато подмигнув ему, добавил:

— На частном владении зато прибыльнее.

— Кому, как не вам, знать, что Никодим Корнеевич положил мне оклад жалованья вдвое против того, что мне отпускали из казны, — сухо, но с достоинством ответил управляющий. И бухгалтер понял, что Тригер не желает принимать на свой счет его прозрачные намеки.

С утра у заводской конторы толпились рабочие. Судя по тревожным лицам и взволнованному гомону, пар еще клокотал внутри котла, но готов был вырваться наружу… Более всего народу сгрудилось на крыльце конторы, на дверях которой красовался список тех, кто подвергся по разным причинам штрафам за прошедшую неделю. Но не это привлекло внимание толпы. Штрафы в большинстве случаев волнений не вызывали. Всеобщее беспокойство разбудила небольшая приписка в конце объявления: «Денежное жалованье временно, из-за нехватки наличности, выплачиваться не будет.

Те, кто имеет особую нужду, могут получить его провиантом со склада и изделиями по заводской цене».

Первым не выдержал худой мужичонка, с рябым лицом, в закопченной рубахе с прожженными рукавами. Он стянул с головы картуз и с досадой бросил его на землю:

— Это что ж, братцы, делается? При казне хоть хлеб досыта ели, а купец теперича на горло ногой?

Один из горновых, скроенный, казалось, из одних жил, со скуластым в густой черной бороде лицом, смачно плюнул прямо на объявление и припечатал плевок кулаком:

— Вот казенная печать, чтобы брюхо всем поджать!

— Эко ты, дядя Родион, — испуганно вскрикнул Никита, молоденький помощник горнового, — зачем ты так?

— А ну брысь! — замахнулся на него Родион. — Не мельтеши!

На крыльцо вышли Столетов и конторщик Рыбьев. Конторщик осмотрительно прятался за широкую бухгалтерскую спину. Взгляды рабочих ничего хорошего не предвещали.

Того гляди, возьмутся за каменюки…

— Чего шумите? — прикрикнул начальственно Столетов. — Непонятно, что ль, написано? В кассе денег нет, так что хоть зашумитесь, хоть винтом завейтесь, жалованье нечем выдавать! Хотите без хлеба сидеть — сидите… А если кому приспичит, у кого нужда великая, милости просим в амбары товаром получить! Ведомости у кладовщика, иди и выбирай какой товар надобно. А чего орать попусту?

— Что ж твой товар, кусать прикажешь? — с глухой злобой в голосе произнес вальцовщик, в грязной робе и кожаном, прогоревшем в нескольких местах фартуке. — Так без зубов окажешься!

— Товар обменять можно, — вразумлял толпу Столетов. — На базар вынеси — с руками оторвут. По деревням то ж самое. Опять же в лавку к Хорошилову…