Талисман Белой Волчицы

Анфиса обреченно махнула головой и вдруг заплакала, размазывая ладонью по щекам слезы вперемешку с пылью.

— С какого времени ты куришь опий?

— С весны, — всхлипнула Анфиса, — а еще он дает мне какой-то порошок нюхать, а после в «Шанхае» китайцам на ночь продает. Старым, жирным, вонючим… — Она скривилась и грязно выругалась:

— Смердят, как псы поганые! — Она вновь ухватила Алексея за рукав. — Пореши его, Христом богом прошу! Подобру мне от него не избавиться.

— Откуда он взялся? Ты сама его нашла?

— Сама, — вздохнула Анфиса, — когда Магда погибла, я на стенки лезла от горя, а Линь-цзы, по правде я его Ленькой зову, в то время к отцу пришел на работу по двору наниматься, худой, облезлый какой-то, косичка на затылке, в бумазейных штанах и босиком. На улице март, а он, представляешь, босиком. Я велела его на кухне умыть, накормить, одеть. Через час привели его ко мне в гостиную. Смотрю, парень пусть и худой, но статный, крепкий, хоть и узкоглазый. Все при нем… — Она помолчала какое-то мгновение… — Словом, остался он у меня, а на следующее утро записала я его себе в конюхи. Отцу сильно это не понравилось.

Мы с ним чуть было не подрались за завтраком. Тогда я назло папаше взяла и велела отгородить свою половину. — Анфиса судорожно сглотнула. — Поначалу Ленька смирный был, как собака меня облизывал, каждое слово ловил, а потом отъелся, обжился и обнаглел… — Она обхватила Алексея за шею, заглянула в глаза. — Избавь меня от него!

Хочешь, делай со мной, что ни пожелаешь, только избавь!

Алексей отстранился. Вмиг улетучилась жалость, возникшая вдруг к этой неприкаянной девице.

— Нет, не пойдет, Анфиса! Он какой-никакой, но все же человек! Прогони его, уволь, заплати, в конце концов, но не убивать же! Разойдись с ним миром…

— Не отпустит он меня с миром, китаеза поганый! Стала бы я тебя умолять, если б уже раз двадцать по-всякому не пыталась от него избавиться. Присосался он ко мне, как пиявка, ни за что не отпустит, если не убить!

— Давай я с ним поговорю, припугну, если что…

— Ага, припугнешь, — произнесла язвительно Анфиса, — кто кого еще припугнет… Он и драться, и стрелять умеет — не чета тебе! Его только пуля и возьмет! И то — если подкараулишь да внезапно нападешь! — Она окинула его негодующим взглядом и с вызовом произнесла:

— Опоганиться боишься? Тюфяк ты с мякиной, а не полицейский.

Да ладно, сговорю другого, перед моей платой мало кто устоит…

— Зачем ты так, — произнес хмуро Алексей, — двойной грех за убийство собой платить!

— Смотрю, ты совсем уж слюни распустил, — рассмеялась Анфиса и вскочила на ноги, — проваливай к своей рыжей Машке, а то гляди. Мишка ее вот-вот оприходует. А Леньку я сама прикончу.

— Уймись, Анфиса, угодишь на каторгу, тогда уже ничто тебя не спасет, даже папенькины миллионы!

— Это за китайца да на каторгу? — Она захохотала, откидывая назад голову. — Шутишь, легавый! Ты Леньку даже не найдешь, а я всем скажу, что он в свою Маньчжурию смылся… Бриллианты у меня украл и смылся…

— Не дури, — сказал Алексей устало и достал из внутреннего кармана часы. — Уже второй час. Пора возвращаться.

— Что ж ты про Тригера не поинтересуешься, голуба?

Или забыл, что я тебе пообещала?

— Не забыл, — ответил сухо Алексей, — но считаю, что ты просто нашла повод, чтобы выманить меня из дома.

Ничего ты не знаешь, Анфиса!

— Ну что ж, не знаю — так не знаю, только завтра возьми урядника да на пару с ним навести вдову Тригера. Авось она подскажет, где золотишко искать?

— Какое золотишко?

— Такое! — покрутила Анфиса перед его лицом рукой с зажатым в ней хлыстом. — То самое, что на руднике у моего дядьки воруют, а потом в слитки переводят. — Она полезла за пазуху и вдруг сунула ему в руку что-то тяжелое, теплое, нагревшееся от ее тела.

Алексей поднес к глазам металлический брусок около дюйма шириной и не менее трех высотой. И понял, что это такое.

Анфиса подтвердила его догадку.

— Клеймо это, голуба! А стащила я его у Тригера из кармана, как раз накануне его убийства.

— Но…

— А больше я тебе ничего не скажу, — Анфиса сплюнула на землю, — каков привет, таков и ответ! — Она скривилась в нехорошей усмешке. — А теперь проваливай! — Она отошла на шаг, окинула его недобрым взглядом. — Я, может, на гниль тебя проверяла. Шут меня поймет!

И считай, что помстилось тебе, когда просила Леньку убить!

— Поедем вместе, одну я тебя в степи не брошу!

— Как знаешь. — Она томно потянулась и вдруг принялась раздеваться, мурлыча под нос какую-то мелодию.

Алексей отступил в сторону, молча наблюдая, как падает с нее одежда, обнажая гибкое, молочно-белое тело, с высокой грудью, которую венчали темные окружья с вызывающе торчащими фасолинами крупных сосков. Его ударил озноб.

И, когда она пошла к воде, он отвернулся, почувствовав нешуточный соблазн. Давно у него не было женщины, а тело у Анфисы и впрямь было бесподобное.

Алексей едва сдержался, чтобы не броситься следом, и лишь выдохнул сердито, когда она, охнув, ступила в воду: