Талисман Белой Волчицы

— Что ж, она всегда отдельно селится? — спросил Алексей и подал швейцару гривенник. — Это тебе за усердие, голубчик.

Глаза старика благодарно блеснули, и он с достоинством произнес:

— Премного благодарны, вашскобродие! — Опустив гривенник в карман ливреи, он столь же степенно, как делал все до этого, ответил на вопрос визитера:

— Анфиса Никодимовна завсегда в этих комнатах останавливаются, когда в гости приезжают. Девица оне беспокойные, нервные, хозяйка с ними не ладит, да и Марфа Сергеевна их не любит.

Да еще китаец энтот… Так что предпочитают жить раздельно.

Старик оказался словоохотливым. Видимо, сыграли свою роль чаевые или желание самого лакея потянуть время, чтобы не возвращаться на крыльцо в несусветную жару. Для Алексея это было не суть важно. Поэтому он решился задать еще один вопрос.

— А визитеров много бывает у Анфисы Никодимовны?

— Почти не бывает, — покачал головой швейцар, — тут уж ничего не скажешь. Оне сами по визитам ездят да по развлечениям всяким.

Алексей как бы машинально достал второй гривенник и опустил его в тот самый карман, в котором только что скрылся его казначейский собрат.

Старик, словно не заметив этого заметно ободрившего его действия, приблизил к Алексею бородатое лицо и, ухмыльнувшись, прошептал:

— Их каждый вечер, а то и в ночь Ленька-китаеза на себе в покои тащит. Пьют барышня по-черному, а уж как ругаются, скажу я вам, ваше степенство, — он словно от непомерной сладости прикрыл глаза и тут же открыл их, блеснув в полумраке по-молодому чистыми белками, — куда там извозчикам! Хозяин им и в подметки по этому поводу не годится!

— Спасибо тебе. — Алексей вышел в коридор, а швейцар торопливо прошептал ему вслед:

— У них как раз сейчас гость. Оне у них часто бывают, а после Ленька их, то есть Анфису Никодимовну, по мордасам хлещет.

Алексей молча усмехнулся. Второй гривенник раззадорил старика на совсем уж интимные подробности отношений между Анфисой и китайцем, а если б он расщедрился и на третий гривенник? Нашлось бы у старика что рассказать ему?

Наверняка бы нашлось. И не на гривенник, а даже на целковый. Все бы небось выложил про жильцов этого дома.

Размышляя о своеобразии подобных товарно-денежных отношений, Алексей почти миновал двойные двери библиотеки. Но тут одна из створок внезапно распахнулась, и навстречу ему вышла Маша, прижимавшая к груди правой рукой стопку книг, левая у нее до сих пор была на перевязи.

Она попыталась закрыть ногой дверь, но в этот момент увидела Алексея, ойкнула от неожиданности, попыталась удобнее перехватить книги, но стопка распалась, и книги рассыпались по ковру, устилавшему пол коридора.

— Простите, ради бога, — сказала она смущенно в спину Алексею, бросившемуся ей на помощь, — это все рука. Я никак не могу привыкнуть действовать одной.

Алексей собрал книги и, разогнувшись, спросил:

— Куда их вам отнести?

— Тут совсем рядом, — улыбнулась Маша. — Хотите, я вам покажу, где работаю?

— Хочу, — ответил Алексей и подумал, что Анфиса никуда от него не денется, тем более что, по словам швейцара, проводит время в компании неизвестного ему гостя. Он мог только догадываться, чем могла заниматься эта парочка, если китаец исправно награждал свою хозяйку тумаками и, верно, не за благочестие солидно охаживал ее кнутом.

Они миновали несколько дверей, причем Маша шла впереди и молчала. Алексей, повесив трость на сгиб локтя, шел следом, прижимая к груди стопку книг. Маша была в светлом платье со скромным вырезом. Шея ее слегка загорела, а волосы, наоборот, немного выгорели, что однозначно говорило о том, что их хозяйка много времени проводит на солнце, от которого не спасают даже поля шляпки.

Он перевел дыхание. Что с ним такое творится, если едва удалось сдержаться и не схватить Машу в объятия в этом чужом, незнакомом доме, не целовать ее до умопомрачения?

Алексей стиснул зубы и отвел взгляд от искушения: тонкой нежной шейки и двух рыжеватых завитков, что выбились из прически и манили прижаться к ним губами. Он словно наяву почувствовал и свежий аромат девичьего тела, и бархатистость ее кожи, и щекочущую губы мягкость ее волос…

Но в этот момент они подошли к задернутой тяжелой портьерой двери, и Маша, повернувшись к нему, улыбнулась и сказала:

— Пришли! — и толкнула дверь здоровой рукой.

Они оказались в большой комнате с четырьмя окнами, занавешенными тяжелыми суконными шторами темно-вишневого цвета. Сквозь приоткрытую створку одного из них прорывался в комнату яркий пучок солнечных лучей и высвечивал множество коробок, ящиков, плетеных корзин, в которых громоздились непонятные на первый взгляд вещи.

В углу хитровато щурилась глазками-щелками каменная, с обвисшим брюхом и грудями баба, а возле камина стояли и валялись на полу несколько менгиров, от огромного, почти в три аршина высотой, идола до маленьких плоских стел с диковинными значками и рисунками. А за письменным столом сидел юноша, почти мальчик.

Алексей обвел комнату скептическим взглядом. Судя по всему, этим скопищем древних костей и камней сроду никто не занимался. И Маше здесь непочатый край работы!