Талисман Белой Волчицы

— Воды подай! Холодной! — крикнул он китайцу, укладывая Анфису на кровать.

Схватив с туалетного столика фаянсовый кувшин, тот метнулся за дверь и буквально через пару секунд вернулся, наполнив его водой.

Алексей тем временем шлепал Анфису по щекам. Ее голова моталась по подушке из стороны в сторону. Девица бессвязно что-то бормотала, даже приоткрыла на какой-то миг глаза, но в себя не приходила.

Беспрестанно кланяясь и бормоча: «Мадама — плохие люди! Линь-цзы шибка шанго!» — китаец подал ему кувшин, и Алексей приказал ему убираться к его китайской матери. Тот, все так же кланяясь, попятился от него и исчез за широкими бархатными портьерами, прикрывавшими дверные створки.

— Анфиса! Черт тебя побери! — Кажется, сегодня он окончательно забыл о школе куртуазных манер, которую проходил с раннего детства под приглядом зануд-гувернанток, а позже строгих учителей. Анфиса не откликнулась даже на этот сердитый окрик. И тогда, недолго думая, он набрал в рот воды и щедро оросил ею лицо, грудь и подушку не желавшей приходить в себя женщины.

Холодный душ оказался гораздо действенней пощечин.

Анфиса фыркнула, как застоявшаяся лошадь, и села на кровати. Обвела все вокруг ошеломленным взглядом и уставилась на Алексея. Черные, неимоверно расширенные зрачки словно продырявили его насквозь. Струйка слюны сползла у нее из уголка губ на подбородок. Но Анфиса не заметила этого. Продолжая не сводить с Алексея взгляда, она пошарила под подушкой и выудила уже известную ему фляжку.

Вытащив зубами пробку, она сделала несколько судорожных глотков, затем так же молча вбила ладонью пробку на место и вернула фляжку под подушку.

Сильная дрожь вдруг пронзила все ее тело. Обхватив себя руками, Анфиса утробно замычала и затрясла головой.

Затем вдруг упала на край кровати. Изо рта у нее пошла темно-коричневая с зеленым отливом пена.

Наконец она избавилась от спазмов, громко икнула и, прошептав ругательство, села на постели, вытирая рот рукавом блузки. Лицо ее, весьма непривлекательное и раньше, сейчас и вовсе являло собой отвратительное зрелище. Белила и румяна на щеках растеклись и смешались с губной помадой, которой девица весьма неумеренно пользовалась. Видимо, в детстве у нее не было придирчивых гувернанток, которые смогли бы объяснить ей разницу между порядочной барышней и портовой шлюхой.

— Ты кто? — спросила она, тупо уставившись на Алексея.

Он подошел ближе. Анфиса сунула руку под подушку, но на этот раз вытащила не фляжку, а револьвер и навела его на Алексея.

— Не подходи, пристрелю!

— Очнись, Анфиса! — сказал он устало и сел на край кровати. — На днях ты меня очень хорошо узнавала.

Анфиса вгляделась в него мутным своим взором, судорожно икнула и, положив револьвер на колени, достала из-под подушки фляжку, сделала пару торопливых глотков. Видимо, это существенно повлияло на зрение Анфисы, потому что на ее лице проявилось нечто похожее на улыбку:

— А, легавый… — протянула она и вдруг уцепилась за его рукав. Бледное лицо с неестественно вытаращенными глазами приблизилось к нему вплотную. Острый язык прошелся по губам. — Ты видел, как он меня? — прошептала она хрипло и оглянулась на дверь. — Ты мне не поверил? — Она визгливо расхохоталась и распахнула блузку. Пышную грудь покрывали синяки, левое плечо пересекал вспухший багровый рубец. — Смотри, не отворачивайся. — Она приподняла одну грудь, на которой по-особому сильно отпечатались следы пальцев. — Видишь, как он меня терзает… — Она обхватила Алексея за шею и вдруг разрыдалась, не забывая повторять между всхлипами:

— Убей его, я тебя отблагодарю.

— Постой! — Алексей отстранил ее от себя. — Успокойся! — Он достал из кармана носовой платок, вытер им ее лицо. После чего она, отобрав у него платок, высморкалась.

И дальнейший разговор сопровождался лишь редкими прикладываниями платка к носу и глазам, но громкие всхлипы прекратились.

— С твоим китайцем я разберусь! — сказал сухо Алексей. — Мы его быстро «под шары» упрячем!

— Не-е-ет! — почти пропела Анфиса. — Он сквозь стенки пройдет и сбежит, а потом меня отыщет и прибьет.

Убей его! Это ведь китаеза! Тебе ничего за это не будет! — Анфиса встала вдруг на четвереньки на кровати и, не обращая внимания, что блузка почти соскользнула с ее плеч, подползла к Алексею и уткнулась горячей грудью ему в лицо. — Поцелуй меня! Я — сладкая! Поцелуй! — произнесла она более настойчиво. И вдруг вскочила, мерзавка, ему на колени, обхватила ладонями за голову и притянула его губы к своим. — Целуй меня! — прошептала она, а когда Алексей попытался отстраниться, дуло револьвера прижалось к его виску. — Целуй меня! — повторила Анфиса рассерженно. — Целуй!

Совсем некстати вспомнилось ему Машино лицо в тот момент, когда она отчитывала его за непотребное поведение.