Я беру гитару в руки, наклоняюсь к микрофону и обращаюсь к публике по-простому:
— Друзья! Слова в прозе, это хорошо. Но мне хочется спеть вам песню, которую, я уверен, никто из вас здесь не слышал. Певец я не ахти, но все же надеюсь, что вам понравится.
Касаюсь пальцами струн, пробуя настройку. Все нормально. Инструмент хороший. И что же мне им спеть? Поначалу я хотел им выдать, что-нибудь эдакое веселое из нашего современного репертуара. Но решил, что люди тут идейные и могут не понять. Немного перебрал в памяти и решил остановиться на военном репертуаре. Беру аккорды и выдаю первый куплет песни Баснера и Матусовского.
Дымилась роща под горою,
И вместе с ней горел закат…
Эту песню чаще всего любил петь мой дед под рюмку водки, подыгрывая себе на гитаре.
Весь зал затаил дыхание.
Я пел впервые перед многотысячной публикой и почувствовал, что мне это нравится. Это было круто. Я пропел еще куплет и еще.
Да, это было потрясающе. Мой мир проникал сюда через энергию песни. Я почувствовал, как через меня соединяются миры
Как будто вновь я вместе с ними
Стою на огненной черте —
У незнакомого поселка
На безымянной высоте.
Вот и все. Песня закончилась.
Некоторое время зал звенел тишиной, а потом взорвался шквалом аплодисментов.
— Браво! Браво! — прорывались сквозь них восторженные возгласы.
Я снял ремень гитары с плеча.
Зал не унимался.
— Еще! Еще! — требовала публика.
Я оглянулся.
Кожура и Роман показывали большие пальцы. Круто, дескать. Джентльмен и дама оторопело смотрели на меня. Не знали, что сказать, ведь я по сути дела сорвал строго установленную свыше программу концерта.
Да, я понимал, что программа здесь строго согласована с вышестоящим начальством, а я вот так нагло и просто взорвал весь этот процесс. Но я не видел возражений, а публика требовала продолжения. И я решил продолжить военную тематику песней Высоцкого.
От границы мы землю вертели назад —
Было дело сначала…
На последних куплетах весь зал встал и хлопал в такт, а потом требовал еще.
Мне пришлось немного напрячь свою память, и я выдал «За того парня». Пока исполнял эту вещь, вспомнил еще песни советского времени, которые пел вместе с моим дедом.
Кто же мог знать, что его уроки мне пригодится здесь.
Зал аплодировал и не отпускал меня, а я вошел в раж и спел «С чего начинается Родина», поднял на уши зрителей песней «Яростный стройотряд», разбавил лирической «Любовь, комсомол и весна», и полным апофеозом попытался завершить свой концерт крутой вещью под названием «И вновь продолжается бой».
Зал безумствовал и требовал продолжения. Тогда я решил рискнуть и сменить репертуар на более современный и лирический, чтобы немного успокоить публику. Я запел «Там на самом на краю земли» из репертуара группы Пикник.
Зал стих.
Я допел первый куплет, и подумал, что вдруг пою не то. Вдруг они не поймут.
Зал затаился.
Там ветра летят, касаясь звезд,
Там деревья не боятся гроз…
Они молчали. Неужели не примут?
Последний аккорд растворился в тишине. Я снял гитару с плеча.
Они молчали, и это молчание показалось мне вечностью, а потом… Потом я был оглушен овациями. Все в зале, как один повскакали с мест. В меня полетели букеты цветов. На сцену ринулись люди, но были остановлены бдительной охраной. Нам пришлось уходить в сопровождении двух серьезных молодых людей какими-то длинными коридорами через служебный выход, где нас встретила товарищ Котикова. Глаза у нее были по столовой ложке и метали молнии.
— Товарищ Назаров! Что за выходки! — накинулась она на меня. — Как вы посмели! Вы ослушались! Вы понимаете, что вы натворили! Вы нарушили программу концерта, утверждённую самим Центральным комитетом Партии! Это конец! Во всем обвинят меня. Обвинят в том, что это я все подстроила. Или не уследила. Меня исключат из Партии и уволят с позором. И вам тоже конец товарищ Назаров! Вас отправят в дисциплинарный батальон. Все рухнуло. Зачем вы это сделали? И что это за песни?
— Вам они не понравились? — осторожно спросил Кожура.
— При чем здесь понравились или не понравились! — возопила Котикова. — Эти песни не утверждены на исполнение! Откуда эти песни?!
— А всем очень понравились, — спокойно сказал Кожура. — Крутые песни. Молодец, Валерка! Так держать!
— И мне понравились, — добавил Роман.
— Может быть, песни и не плохие, — уже спокойнее произнесла Котикова и прикурила трясущимися руками сигарету. — Но все равно, мне конец.
— Извините, хотел как лучше, а получилось как всегда, — подал голос я.
— Что за дурацкая фраза! — возмутилась Котикова. — И всё тут как-то по-дурацки.
Послышался звук мобильника.
— Ну, вот и всё, — обреченно заявила Котикова, глядя на экран. — Уже звонит сам товарищ Зберовский. Да. Слушаю вас товарищ Зберовский. Да. Так точно. Я уже сделала им выговор. Что? Не поняла? Сам товарищ Первый?
Глаза Котиковой округляются.
— Да, да. Рада стараться. Что? На повышение? Спасибо, товарищ Зберовский.
Она долго молчит. Потом прячет телефон в карман.
Мы выжидающе смотрим на нее.