И взглянув на Дмитрия Петровича, убедившись, что он отошел достаточно далеко, чтобы не слышать, я неожиданно сказал.
– Кажется, да. А что за женщину вы нарисовали мне на эскизе? Критянку?
– Так, фантазия. А ведь красиво? Золотые серьги, пышные платья. Как на фресках Крита.
Увидев ее снова с ее золотыми серьгами и голубым платьем у дороги процессий, седой воин говорил стражнику:
– Я еще раз попробую. Я хочу предупредить его, но он не хочет слушать и будто не понимает. А я ведь знаю его, он не может не чуять опасность. – И воин подошел к царю, задумчиво смотревшему на фрески, украшавшие стены.
– Эта твоя наложница… ее часто видят у дороги процессий. Ей все позволено. Это может стать последней каплей, многие этим недовольны. Ты не слушаешь, царь? Почему из-за нее ты так рискуешь? Ты что, любишь ее?
– А она меня? – спросил царь и рассмеялся. И смех этот прозвучал в зале так, что все воины смолкли. Так он был непонятен, как и вопрос о любви критянки.
Пусть погибнет великая Троя,
Пусть погибнет прекрасный остров,
И века пройдут, и тысячи лет
Мы найдем.
Ты меня слышишь?
Как все просто. Он поверил в слово, купец самоучка, торговавший индиго. Он думал, что если поэзия прекрасна, то она должна быть правдой.
Она шла в голубом платье, золотые серьги чуть звенели, блестя, и дрожали.
Тот дальний голос сказал:
«Останови свой рок, отврати свой смертельный фатум.
Топор зла поднят… Поговори с убийцей. Спаси ваш мир от безмолвия».
Что это значит? Я уже говорила с ним. С убийцей.
И она вошла в покои царицы. Увидев ее, прислужницы испуганно разбежались.
Две женщины стояли друг перед другом. Жестокая горечь в прошлом была у каждой. А на фреске на стене, как и раньше, дельфины играли и резвились в волнах.
– Наш предсказатель и мой друг дориец не хотел, чтобы тебя ко мне допустили. Он говорит, тебе известно, что мы задумали. Зачем ты пришла?
Гелия стояла здесь, как раньше, только рядом с ней была не Игрунья, а женщина в тяжелых украшениях, с зелеными глазами и волосами, змеящимися по плечам.
– Что ты так смотришь? У тебя с ним одна могила.
– Я смотрю на этих дельфинов. Я когда-то была весела здесь, царица. Наверное, и с тобой такое бывало. Ты ведь теперь живешь здесь.
Царица вдруг страстно заговорила:
– Дельфины. Смех. Он мужа убил и сына прогнал, и, сделав меня царицей, поселив меня в этом дворце, наложницу взял. Ты же все знаешь, месть моя справедлива.
– Я не о том, царица.
– Тебя услаждал среди лилий.
– Я не о том, царица. Топор твой поднят, но выслушай слово. Оно и о тебе, о твоей боли.
– Ты, подстилка царя, говоришь о моей боли? Что знаешь ты о ней? Он хотел принести нашу дочь в жертву, чтобы отплыть сюда. Ты бы такое простила?
– Не мне судить. Но сам переменился ветер или царь одумался?
– Он? Ты его не знаешь, критянка.
– Я помню его другим, царица.
– Ты? – и зловещий огонь вспыхнул в глазах царицы. А Гелия взглянула в эти зеленые глаза грустно и тихо.
– Я не о том, царица. Топор твой поднят, но я вижу иное.
– А то, что скоро будет с тобой, ты видишь, вещунья?
– Там вдали я услышала и это. Он сказал мне, поговори с ней, – и Гелия сложила кротко руки.
– Со мной?
Гелия промолчала, потому что тот дальний голос друга сказал по-другому: «Поговори со своей убийцей»"!
– Сохрани мне жизнь, царица, дочь Эллады. Не узнают о том, что скажу я тебе ни жрецы и ни боги.
Гнев твой зол, но я открою тебе то, что я вижу.
– Кто? Ты? Презренная наложница, бывшая жрица!
– Назови как хочешь, мне это неважно, я тебе расскажу, что я вижу
Словам ее мало верили на Крите.
– Лишь старый жрец и камни меня услышат здесь, теперь и ты. Я раньше лишь будущему посылала речи.
И царица слушала слова, что не понимал даже жрец, слепо доверявший Гелии. Гелия смотрела на ту, которая хотела ее убить, смотрела и говорила. А зеленые глаза царицы становились все задумчивей и задумчивей.
– Рок фатален, боги не знают пощады. Топор твой поднят, послушай меня, царица. Ты слышишь, чайки кричат, волны бьются о берег. Слово его живо, и он не умер.
Сохрани мне жизнь, о дочь Эллады, сохрани мне жизнь, чтоб тебя не забыли.
Мне открылось, где спрятан цветок бессмертья.
Я теперь все, дочь Эллады, знаю.
Царица подняла голову и, смотря прямо перед собой, туда, где на фресках играли дельфины, резко сказала:
– Уходи.
В покой вошел дориец, вопросительно взглянул на царицу и та тихо, быстро прошептала:
– Пускай уедет, скорей, пускай уедет.
Гелия, уходя, обернулась.
– Ты ведь знаешь, где меня найти. Топор твой поднят, решай, царица.
Глава 6. Слово и ветер
– Поехали, – говорил купец, с болью глядя на нее: – Возьми с собой дочку и поехали со мной, Гелия. Я не знаю, какой чудный бог или богиня спасли тебя от гибели, когда ты была в покоях царицы. Я тогда обнял твою дочку и молил, чтоб ей было кому сказать еще мама. Там такое зло скоро произойдет. Я не знаю, как ты его избежала. Но уедем сейчас со мной, для моей страны ты станешь как нить Ариадны.
Они сидели у моря, близко виднелись горы, там звенели ручьи.
– Посмотри, как нежно ручьи перетекают по камням. А чаши блестят на солнце, – тихо сказала Гелия.