Талисман жены Лота

И не стоит копаться в зыбкой куче вчерашних неосторожностей, блуждать по ямам, кочкам, ухабам и разрывам души... А то выкопаешь еще оттуда что-нибудь эдакое... Например, какой-нибудь эпизод бесстыдного соблазнения голубоглазого Сережи, естественно, не устоявшего перед чарами перевозбужденной женщины с полумифическим мужем за океаном и – слава Богу, изредка – фантастически низменными прихотями. Не устоял так не устоял... Это его проблемы... Он мужчина свободный, умный... Самое худшее, что может случиться с ним – по правде влюбится. Тогда, конечно, хреново. Ему, разумеется. Потому что Аглая ответить никакой – абсолютно никакой – взаимностью не сможет. Хоть он лоб расшиби и достань оттуда манну небесную...

– Но будем надеяться на лучшее, – успокаивала себя Аглая. – Будем надеяться, что останусь для него экзотическим эпизодом с полным плова желудком и с этими... тараканами из арии... А Юрчик с Мусиком меня всякую любят. Они понимают, что сейчас со мной творится что-то неладное. Эти Содом с Гоморрой меня с ума свели.

Чем больше вспоминался ей вчерашний вечер, тем меньше хотелось видеть сегодня Вульфа. Настроение было мерзкое, а внешний вид... Возвращать на свое лицо свежесть и интеллигентность придется слишком долго. Часа полтора, как пить дать....

Впрочем, дело не в том, что лицо помято. Просто-напросто, это его, Вульфа, заслуга, что она вчера пошла по кривой траектории ложного чувства. И не заслуга, а вина. Не так ли? И не чувства вовсе, а – суррогата какого-то.

Хотела обмануть себя – себя и обманула. Сидит теперь, провинившаяся перед собой... И...

И ожидает возмездия.

...Она ждала возмездия, но не думала, что оно явится в образе человека, да так скоро. Слава Богу, хоть это был Сережа, а не мелкий пакостник из предыдущей серии про прихоти и зигзаги в пути одинокой женщины...

Сережа стоял перед ней в ложном проеме вчерашнего чувства, а она болтала что-то, смеялась, не смотрела в глаза, одним словом, как могла оттягивала миг расплаты...

– Я принес рисунок, – сказал гость, когда она, наконец-то, сменив кухонное полотенце, заварив чай, нарезав лимон, покормив кошку, и больше не найдя, что делать, села напротив Не Суженого.

– Рисунок? – переспросила она.

– Да... Ты его вчера забыла взять.

«Если б кто знал, сколько из того, что было вчера, я не помню и не хочу вспоминать», – горестно улыбнулась про себя Аглая.

Гость протянул Аглае свернутый в трубочку лист. Она нерешительно покрутила ее между пальцами.

– Это мне? – спросила, не желая видеть вещь, о существовании которой пришлось вспоминать.

Да... Они были в комнате... Наденька уже спала... Юрка продолжал разглагольствовать об искусстве и материть этих «художников, которые ни хрена не понимают в живописи», а туда же лезут... А он – гений, потому что знает... А Аглая начала призывать его к ответу, мол, если знаешь, то почему кроме торсов женщин без рук и ног, которые очень похожи на обмазанных медом куриц, ничего не рисуешь?.. А Юрчик начал ерничать и загибать невесть что о предназначении искусства... А Сережа взял карандаш, попросил Аглаю, до этого сидевшую в подушках в позе Вавилонской блудницы, встать к окну... Она долго выбирала позу поэкстравагантней и все время хохотала... Потом отвратительный электрический свет так больно бил ей в глаза, а она стояла, прикованная чужим вдохновением к узкому окну, за которым прыгали желтые огни города.

Подавляя изо всех сил утробный больной стон, Аглая развернула лист...

...На белом листе, черным по белому...

...на плахе мироздания...

...в хаосе линий, снующих в какофонии восхищения...

...был прорисован изгиб летящей к небу женщины...

...в неистово пляшущем ритме пламени...

...привязанной линиями судьбы к древу времени...

...объятой полыхающими копьями предательства...

...была нарисована Аглая.

– А чего ты меня в костер засунул? – наконец спросила она, снова свернув листок и положив его на колени.

Спросила, капризно улыбнувшись.

– Не знаю, – ответил Сережа. – Это не костер.

– А что же это? – сильно удивилась Аглая.

– Я просто увидел тебя такой...

– Ведьмой, за участие в шабаше преданной огню? Безобразной старухой, наводящей порчу и увечащей скот, а? – пыталась хитростью Аглая оттянуть минуту возмездия за приворотное зелье, вбрызнутое вчера ею в кровь этому святому человеку.

Сережа поддался на уловку.

– Сжигали за красоту, Аглая, – сказал он.

– Да? – сделала она быстрый, но неверный шаг.

– Да, Аглая, за красоту. За такую, как у тебя, – его руки дрогнули, и душа восстала из праха.

– Ну, допустим, не только за красоту... – попыталась спастись бегством Аглая, – и не только женщин. Знаешь, что жертвами инквизиции в основном становились мужчины?

– Нет.