Двадцать четвертого марта, в субботу, состоялась первая игра нового бейсбольного сезона, и Талли, Дженнифер и Джулия отправились смотреть Тома на подаче. Его команда победила со счетом 11:9.
Дженнифер жизнерадостно болтала. Она комментировала игру больше для того, чтобы порадовать Талли, а после съела двойную порцию шоколадно-клубничного мороженого. И даже увидев Джека с Шейки Лэмбер, повисшей у него на руке, Дженнифер не дрогнула. Талли наблюдала за ней. Дженнифер не поздоровалась с ними и даже не взглянула на Джека. Только немигающие глаза выдавали, что творится у нее в душе.
Двадцать пятого марта, в воскресенье, Дженнифер, как обычно, заехала за Талли и они поехали в церковь, а потом в Виллэдж Инн. Вернее сказать, везла Талли, так как Дженнифер опять пустила ее за руль.
— Мне очень нравится моя машина, Талли, сказала Дженнифер. — А тебе?
— Классная машина, — подтвердила Талли. — Я просто без ума от нее.
— Я тоже ее полюбила, — сказала Дженнифер.
«Да, все парни в Стэнфорде, — хотела сказать Талли, — просто обалдеют, когда увидят тебя в твоем блестящем голубом «камаро», похожем на большую детскую игрушку».
В воскресенье вечером Дженнифер сидела между папой и мамой и смотрела по «Эй-Би-Си» «Воскресный кинозал». После фильма она сказала:
— Мама, папа, мне очень жаль, но я не буду произносить прощальную речь на. выпускном вечере.
Линн и Тони обменялись взглядами.
— Мы знаем. Мы понимаем. Ничего страшного, дорогая, — заверила ее Линн.
— Последнее время я чувствую себя не очень-то счастливой, — продолжала Дженнифер. — И я уверена, что вы заметили это. И мои отметки ухудшились. — Она глубоко вздохнула.
— Тебе плохо, Джен? — спросила Линн. — Может быть, ты хотела бы сходить к… кому-нибудь?
— К кому?
— К доктору Коллинзу, например. Ты дышишь… как- то очень странно.
Дженнифер глупо улыбнулась.
— Может быть. Да. Можно и сходить. У меня действительно иногда перехватывает дыхание.
Теперь заговорил Тони.
— А что, если поговорить с доктором по поводу… ну, знаешь, чтобы он посмотрел, не… ну, понимаешь… — Он умолк.
— Не вернулась ли моя болезнь, папа? Не волнуйся. Вы слишком сильно любите меня, и я тоже очень люблю вас, но я уверена, что со мной все будет прекрасно. Это обычная подростковая депрессия.
— О, дорогая, конечно, это пройдет! — воскликнула Линн. — Мы все через это прошли. И у тебя все наладится.
— Да, я знаю, мам, — сказала Дженнифер. — Но у меня есть для вас и приятная новость. По крайней мере, у меня не начали выпадать волосы, как у папы.
— И впрямь хорошая новость, — улыбнулся Тони.
Дженнифер поцеловала родителей, пожелала им спокойной ночи и поднялась к себе. Она почистила зубы и умылась. Потом долго стояла под душем, четыре раза вымыла волосы и ополоснула их кондиционером. Она сбрила волосы на ногах и под мышками. После душа она намазалась гелем, уделив особое внимание лицу. Потом надела длинную майку, чистые трусики и встала на весы. Стрелка замерла на отметке 89.
Дженни давно уже не могла спать. Два или три часа она провела, протирая кассеты и книги, собирая разбросанные газеты, складывая в стопку журналы и выбрасывая бумажные тарелки, оставшиеся с тех времен, когда она еще любила поесть. Около двух часов ночи Дженнифер открыла окно, раздвинула занавески, чтобы впустить свежий воздух, и легла в кровать. Она легла на спину, подложила руки под голову, посмотрела в потолок и вспомнила, что не позвонила Талли сегодня вечером. «Вряд ли это что-то изменит», — подумала она. Свесившись с кровати, она достала из-под нее свой дневник и, перелистав, открыла на том месте, где в последний раз делала запись.