Таллиннский переход

Капитан 2-го ранга Сухоруков, внешне совершенно спокойный, отдавал четкие команды на руль. Он хорошо понимал, что пролив необходимо проскочить до скорого июльского рассвета. Если авиация противника утром застанет корабли в проливе, все будут уничтожены. Однако вскоре машину пришлось остановить, чтобы не сломать винты о грунт. Латвийский ледокол «Лачплесис» повел «Киров» на буксире. Руль и винты крейсера продолжали скрежетать по дну. Казалось бы, гидрографы и штурманы, готовясь к прорыву, с наибольшей точностью рассчитали курсы «Кирова», казалось бы, уже невозможно было точнее управлять кораблем, чем это делал капитан 2-го ранга Сухоруков, однако в 00:30 30 июня «Киров» всем корпусом тяжело сел на мель.

Находящийся на «Кирове» адмирал Дрозд позднее вспоминал, что все на мостике в этот момент «съёжились». Ледокол «Лачплесис», разворачивая крейсер из стороны в сторону, пытался снять его с мели. Ничего не получилось — «Киров» прочно сидел на грунте. Напрягая всю мощь своих машин, ледокол попытался снять «Киров» с банки рывками. Один за другим рвались восьмидюймовые буксирные концы, заводили новые в отчаянной решимости: все понимали, что с ними будет, если «Киров» придется бросить в проливе. На крейсере началась перегрузка всего, что еще не успели выгрузить, с носа на корму. Для облегчения носа на корму был переведен и весь экипаж. Наконец, как записано в официальном отчете, «начали сочетать перемещение краснофлотцев вдоль корабля с сильными рывками ледокола», то есть в отчаянии прибегли к способу незапамятных времен парусного флота. К 02:00 крейсер удалось содрать с банки.

Близился рассвет, но значительная часть пролива была еще впереди. За восемь с половиной часов следования проливом «Киров» еще пять раз садился на мель и все начиналось с начала. Еще восемь буксирных концов было разорвано, скидывали на подошедшие эсминцы все, что можно: боезапас, остатки продовольствия, воды и топлива, всех лишних людей. Давно рассвело, но немецкая авиация не появлялась. Возможно, немцы считали, что «Киров» застрянет в проливе, а, возможно, просто проглядели прорыв в запале наступления, Что им был этот крейсер, которому все равно дальше Ленинграда отступать было некуда, а взять Ленинград немцы надеялись в середине сентября. Немцы сами не ахти как умели воевать на море и над морем, и наша Балтийская трагедия произошла вовсе не от какого-то их умения, а от нашей собственной полной военно-морской безграмотности. Да уж и надоело повторять, что и флота у немцев на Балтике не было...

30 июня в 10 часов 30 минут ледокол «Лачплесис», наконец, вытащил «Киров» на большую воду. Выйдя из пролива Хари-Курк между островами Харилайд и Вирмси и повернув строго на север, корабли построились в боевой порядок: «Киров» в центре, охраняемый по бортам эсминцами, впереди — тральщики и морские охотники. Замыкала ордер подводная лодка «М-81». Она-то и подорвалась на мине, мгновенно исчезнув в пучине. На кораблях сочли это чудом, поскольку о минах кратности на флоте мало кто слышал, а, скорее, не слышал никто, хотя считается, что эти мины изобрели в СССР.

Отбив по дороге довольно неуверенный налет трех «юнкерсов», «Киров» к вечеру 1 июля пришел на таллиннский рейд. Корабль нуждался чуть ли не в капитальном ремонте. Корпус тёк, как говорится, по всем швам. Донки были забиты песком. Рули сломаны, винты деформированы, кронштейны оборваны, боковые кили смяты и сплющены, днище гофрировано в нескольких местах, обшивка подводной части корпуса смята. Нужен был док, но в Таллинне его не было, а док в Кронштадте был занят «Максимом Горьким». Слегка залатали своими силами. Кое-что подклепали, кое-что подцементировали, кое-что перебрали и выправили. Правда, скорость хода упала до 24 узлов, но уже никто не думал о бое на полных ходах с крейсерами из завесы Гранд-флита, а для конкретных условий корабль вполне сохранил боеспособность. И «Киров» включился в оборону города, став костяком этой обороны, ее символом, ее надеждой. Тем больше желания было у наседавшего противника уничтожить этот корабль...