Талорис

— Но он не бог. Магия есть у многих. У шауттов, к примеру. У асторэ. У указывающих на Летосе. И некромантов, что… порой получаются из указывающих. У соек, о которых предпочитают не говорить и существование которых стараются не замечать. Или, положим, у эйвов. Еще она есть у д’эр вин’емов, с одним из которых вы имели счастье встречаться. У искари. А также магией владеет множество других существ, что живут в нашем мире, хотя их предпочитают называть сказками прошлых эпох. Но они отнюдь не боги.

— Понимаю, куда ты клонишь, де Ровери. Если так продолжать, то и Шестеро не боги, а просто волшебники.

— Так и есть, сиор. В нашем мире богами стать довольно легко. Скованный, тьма — злой бог. Шестеро, свет — добрые боги. Хотя, откровенно говоря, как и все люди, они были не добры. Но и не злы. Вы знаете историю Темного Наездника?

— Как и каждому ребенку, мне рассказывали сказки. — Дэйт не понимал, куда клонит треттинец. — Шестеро предали асторэ и выбросили на ту сторону, там остатки магии изменили их, превратили в шауттов. Но некоторые смогли сопротивляться и вырваться в наш мир, став, по сути, людьми. Во всяком случае внешне. Через много поколений среди них появился Вэйрэн. Он не обладал магией своего народа, поэтому отправился на ту сторону и учился магии шауттов, которая поработила его. После, уже имея силу, он выступил против Шестерых, собрав почти всех асторэ, а также людей, что примкнули к нему.

— Вэйрэн впустил в наш мир шауттов, сиор. Так говорят легенды. Его разум был отравлен демонами и магией, противоестественной для нашего мира. Он хотел уничтожить Шестерых, точнее, этого хотели твари из мрака, чтобы никто не мог им противостоять.

— И состоялась Битва Теней на бледных равнинах Даула, там, где появилось человечество. Теперь это Жемчужное море. Семнадцать семей асторэ были уничтожены, осталось два клана, что не согласились с Темным Наездником, те, за которыми в следующие века охотились таувины и в конце концов истребили, как считалось до недавнего времени. Да. Все так. К чему ты ведешь, Мильвио?

— К людям, что выступили на стороне Вэйрэна конечно же. Его многие тогда поддержали. Кариф, например, который в те времена назывался совсем иначе. Люди были очарованы его словами, они поверили, что Шестеро — зло, и охотно вставали под темные знамена, забывая одно важное «но». Вэйрэн не любил людей, ибо именно они виновны в предательстве его народа. Поэтому он без жалости использовал их в сражении, а тех, кто поклонялся ему, сделал другими.

— Другими? — не понял Дэйт.

— Изменил их, — любезно сообщил южанин.

— Превратил в мэлгов?

— Мэлги — это работа шауттов, сиор. Люди стали… чем-то иным. Описаний в старых книгах, теперь уже исчезнувших, не сохранилось. Их называли «другими», а места, где они появлялись, «потерянными». Эти «другие» стали основой армии Вэйрэна. С ее помощью он планировал опрокинуть Шестерых. Или не он, а демоны, что шептали в его уши, теперь уже не важно.

Дэйт поиграл желваками, сложив руки на груди, изучая серьезное лицо Мильвио.

— Хочешь сказать, что Вэйрэн зло? Что он не спасет от шауттов, а привлечет их? Что будет как в прошлом?

— Я не любитель приносить плохие вести.

— И все же ты говоришь мне об этом, хотя все происходящее доказывает пока обратное.

Мильвио молчал, и молчание это значило гораздо больше, чем все слова.

Дэйт ругнулся, помянул шауттов:

— Полагаю, мне надо прислушаться. После всего, что я увидел, после Талориса я не могу тебе не доверять.

— Талорис… — Мильвио усмехнулся, и эта усмешка была горькой. — Когда-то мой друг и брат сказал, что все плохое наконец-то завершится на Талорисе. Но, к моему сожалению, он ошибся. Оно лишь уснуло на долгие столетия, а теперь, когда его пробудили… все начинается заново.

— Пробудили? Мы?

— Нет, сиор. Один асторэ, не желая этого. И одна указывающая, не понявшая, что ее обманули. А потом… потом все остальные, как я полагаю. Тысячи людей, что поверили в ложь. Я так думаю, хотя и не уверен пока. Знаю одно — все началось с Талориса. Право, лучше бы море Мертвецов навсегда скрыло его в глубине.

Дэйт мало что понял из сказанного. Кроме того что все плохо, а будет еще хуже.

— Как это исправить?

— У меня пока нет решения. Я до сих пор даже точно не знаю, прав ли я.

— Зачем ты пришел ко мне?

Южанин подумал, подбирая правильные слова:

— Из чувства дружбы, надо полагать. Я не могу спасти всех, сиор. Но вы еще можете выжить, хотя знаю, что скажете на мое предложение.

— И каково же оно? — Дэйту все больше не нравилось происходящее. Возникло ощущение, что он падает в пропасть, и ему передалась тревога Мильвио.

— Уезжайте из Скалзя. Сегодня же. Сейчас. Полагаю, этот город уже потерян, как и те, кто в нем живет. Происходит нечто неправильное.

— Нечто неправильное? Что?

— Собаки воют с ночи. И в городе не осталось птиц. Никаких. Ни воробьев, ни воронов, ни даже голубей на площадях. Небо пустое. Так случалось перед Катаклизмом.

— Собаки и птицы, — устало вздохнул Дэйт, опуская плечи.

— Кошки ушли, скотина нервничает, лошади в поту. Они чувствуют то, чего не замечают люди.