Талорис

— Ты та, кто хочет отрицать очевидное. Я тоже так делаю ежедневно, — ответила Бланка, подобрав под себя ноги и вновь раскрыв веер. — Я не калека. Я не слепая. У меня есть семья. А все это сон. Отрицание вполне естественно для людей, это примиряет нас с несовершенством мира, хотя бы на какое-то время. Ладно… не будем о грустном. Так что там с книгой?

Шерон подтянула к себе дневник Дакрас:

— Эта женщина, тзамас. Она пишет странные вещи. Говорит, что один из Шестерых, имя не упоминает, был некромантом. Что именно с него все началось, и он передал свой дар другим, несмотря на возражения остальных соратников. Если я только правильно перевела фразу.

— Ну что же. Давай разбираться вместе.

Шерон резко выдохнула и выпрямилась, задевая макушкой потолок паланкина на спине туаре, словно у нее внезапно перехватило дыхание. Лавиани, дремавшая весь ночной переход, приоткрыла один глаз, посмотрела на указывающую, точно недовольная кошка, которой мешают отдыхать. Бледный рассвет рубил мир на грубые тени и силуэты, но они обе не нуждались в освещении, имея ночное зрение.

— Что на этот раз?

— Много мертвых недалеко от нас.

Лавиани, вздохнув, села, покосившись на Бланку, на всякий случай проверила, действительно ли госпожа Эрбет спит или притворяется. Теперь сойка вела себя куда более подозрительно со спутницей, чем прежде. Та слишком долго прикидывалась слепой, и бывшая убийца Ночного Клана досадовала на себя, что не смогла этого понять в отличие от Шерон.

— Много мертвых. Ну да. Разумеется. Много мертвых. Нет бы сказать, Лавиани, я ощущаю поблизости две дюжины замечательных куриных яиц, которыми ты могла бы с удовольствием позавтракать. Но нет, рыба полосатая. Ты теперь обречена чуять только покойников. А это точно не браслет опять тебя зовет? — Сойка потрясла рукой с трофеем из коллекции карифского герцога, увидела серьезное выражение на лице девушки, вздохнула. — Ясно. Пойду проверю.

Она отдернула тонкую полупрозрачную ткань, закрывавшую вход в их маленький паланкин, схватилась за скобу и легко забралась на мягкую крышу из серебристой ткани, дорогой, мутской, почти что зеркальной. Ее натягивали во время долгих переходов через губительную пустыню, чтобы днем она отражала солнечный свет, хоть как-то спасая от палящего зноя.

Утро все никак не начиналось, ночь отступала медленно и неохотно, было довольно холодно, и сойка ощущала приятную прохладу ветерка, касавшегося обнаженных плеч. Туаре медленно шествовал по разбитой каменистой дороге, которая после долгих дней в песках казалась просто даром Шестерых.

Лавиани огляделась. Высокие, точно горы, барханы с острыми гребнями остались позади. Туаре поднялись на сухое плоскогорье, покатое, плавное и днем невыносимо жаркое, по которому им предстоял последний недельный переход до прибрежных поселений Лунного залива.

Впереди ждал оазис, словно утопленный к глубокую каменную нишу. Широкая полоса пальм и девственной зелени, глинобитные низкие хижины, загоны для животных. Возле оазиса, прячась за высокой ребристой стеной и похожими на винные бутылки приземистыми башнями, находился город. Лавиани заметила торчащие над укреплениями строения, напоминавшие по своей форме осиные ульи.

Сойка слезла вниз, сказав Шерон:

— Оазис, развалины, дневная стоянка. Пойду узнаю, чего и как.

— Найди мне пилу, — внезапно сказала указывающая.

Лавиани помедлила, прежде чем уточнить:

— Какое полотно нужно?

— Самое мелкое из всего, что найдешь.

Когда туаре остановились, сойка спрыгнула на камни, бормоча по пути:

— Пальмы она, что ли, валить собралась, рыба полосатая?

Шатер хозяйки каравана и контрабандистки госпожи Ай Шуль был самым большим и богатым. Слуги сгружали с животных вьюки, носили плетеную мебель, фарфоровую посуду, сладкие лакомства и даже клетки с попугаями. Сама караванщица, в цветастой юбке и легком плаще, наброшенном на плечи, сидела на маленьком коврике и раскуривала трубку, поглядывая на работников темными глазами. Ее руки украшали широкие золотые браслеты, а лицо было столь смуглым, загоревшим на солнце, что женщина казалась уроженкой Черной земли.

За путешествие Лавиани отвалила ей столь много золотых марок (преступно много, почти все имеющееся), что Ай Шуль была довольно приветлива во время их редких встреч.

— Госпожа Кларисса. — Контрабандистка, знавшая сойку под вымышленным именем, указала на подушку, предлагая сесть. — Всем ли вы довольны в пути? Мои люди снабжают вас едой и водой? Могу ли я чем-то помочь вам?

Говоря эти слова, Ай Шуль протянула Лавиани трубку с легким наркотиком, но та отказалась.

— Что это за место?

— Его называют Стоянкой на последнем рывке, или Колодцем мертвых, если вас не пугают подобные вещи. Мы останемся здесь на пять дней.

— Пять дней?!