Талтос

Эш не потрудился ему ответить. Он улыбнулся и кивнул Тессе.

– Стюарт, моя музыка… Пожалуйста, сыграй мою музыку. Сыграй мою музыку для… для Эша!

Она одарила Эша низким поклоном и еще одной улыбкой. Он тоже поклонился и протянул ей руки.

Гордон в кресле был не способен двинуться с места.

– Это неправда… – еще раз пробормотал он, хотя и сам уже не верил своим словам.

Тесса начала напевать какую-то мелодию, снова повернувшись вокруг себя.

– Сыграй музыку, Стюарт, сыграй ее!

– Я найду, – негромко откликнулся Майкл.

Он огляделся, отчаянно надеясь на то, что речь шла не о каком-то инструменте вроде арфы или скрипки, вообще о чем-то таком, что требовало исполнителя, потому что, если бы это оказалось так, он бы с делом не справился.

Он чувствовал себя разбитым, не в силах испытывать то огромное облегчение, которое ему следовало бы испытать. Ему было невероятно грустно. На какое-то мгновение его взгляд остановился на Роуан. Она тоже, казалось, потерялась в печали, закуталась в нее, и ее глаза следили за танцующей фигурой, теперь уже отчетливо напевавшей мелодию, которую Майкл знал и любил.

Наконец Майкл нашел аппаратуру – современную стереоустановку, выглядевшую почти мистически технологичной, с сотнями крошечных цифровых экранчиков и кнопок. Провода от нее ползли во всех направлениях к динамикам, подвешенным на равных расстояниях вдоль стены.

Майкл наклонился, пытаясь прочитать название диска в проигрывателе.

– Это как раз то, чего она хочет, – сказал Стюарт, продолжая смотреть на женщину. – Просто включите. Она постоянно это слушает. Это и есть ее музыка.

– Потанцуй с нами, – попросила Тесса. – Разве тебе не хочется потанцевать с нами?

Она шагнула к Эшу, и на этот раз тот не смог устоять. Он взял Тессу за руки, потом обнял, как мужчина обнимает женщину в вальсе, в современной интимной позе.

Майкл нажал на кнопку.

Мелодия началась с низких, пульсирующих басовых нот, медленно поплывших из многочисленных динамиков; потом вступили трубы, ровно и жарко, перекрывая слабый голос клавесина, подхватывая ту же мелодическую нить и забирая первенство, за ними следовали струнные.

Эш повел свою партнершу грациозными широкими па по плавному кругу.

Это был Канон Пахельбеля[12]. Майкл сразу его узнал, но исполнялось произведение так, как он никогда не слышал: в искусной аранжировке, с полным звучанием духовых, что, наверное, и задумывал композитор.

Могло ли вообще существовать нечто более грустное, чем это сочинение, что-либо более далекое от романтики? Мелодия нарастала, выходя за пределы стиля барокко, трубы, струнные, клавесин теперь пели собственные партии с душераздирающей яркостью, и от этого музыка казалась одновременно и вечной, и исходящей из глубины души.

Она несла танцующих, их головы мягко склонялись, их широкие движения были изящными и медленными и безупречно следовали инструментам. Эш теперь улыбался так же открыто и просто, как Тесса. А когда ритм ускорился, когда трубы начали выводить трели с идеальной осторожностью, когда волшебным образом в композицию вплелись голоса, их танец становился все быстрее и быстрее, и Эш почти играючи поворачивал Тессу все более и более дерзко. Ее юбка развевалась, маленькие ноги двигались с бесконечной грацией, каблуки негромко постукивали по деревянному полу, на лице сияла улыбка.

Потом к звучанию добавился еще один звук, и постепенно до Майкла дошло, что это голос Эша; Эш пел. Слов не было: он просто гудел с открытым ртом. Тесса тут же поддержала его, и их безупречные голоса взлетели над темной страстью труб, без усилий следуя крещендо, и теперь, когда ритм ускорился, танцоры, выпрямив спины, почти смеялись, испытывая, казалось, чистое блаженство.

Роуан наблюдала за высоким царственным мужчиной и гибкой, грациозной сказочной королевой, и за стариком, так вцепившимся в подлокотники кресла, как будто его силы подходили к концу, и глаза ее наполнялись слезами.

Юрий словно окончательно утратил власть над собой, его как будто что-то разрывало изнутри. Он прислонился к стене, застыл и лишь взглядом следил за танцующими.

Взгляд Эша был теперь игривым, но обожающим, он покачивал головой и склонялся более свободно, а двигался еще быстрее, чем прежде.

Они танцевали и танцевали, кружа по краю освещенного пространства, то ныряя в тень, то выходя из нее, словно исполняя серенаду друг для друга. Выражение лица Тессы было восторженным, как у маленькой девочки, дождавшейся исполнения своего самого великого желания.

Майклу казалось, что им – Роуан, Юрию и ему самому – следовало бы удалиться и оставить наедине трогательную и нежную пару. Может быть, только в объятии они могли по-настоящему познать друг друга. А они как будто совсем забыли о зрителях и о том, что ждало их впереди.