Талтос

– Райен, хватит таращиться на меня, – сказала она. – Что там насчет Майкла? Мэри-Джейн права, да? Мэри-Джейн сказала, что он Мэйфейр, как только его увидела в первый раз.

– Так оно и есть, – заявила Мэри-Джейн. – Я сразу увидела сходство, и вы знаете, на кого он похож? Он похож на того оперного певца.

– Какого оперного певца? – спросил Райен.

– На Тирона Макнамару. Его фотографии есть у Беатрис. Те гравюры у нее на стене. Отец Джулиена. Ну, Райен, он должен быть вашим прапрадедом. Я видела множество таких родственников в генеалогической лаборатории, похожих на него, – наверное, ирландцы, вы никогда не замечали? Конечно нет, но ведь тогда у всех вас есть ирландская кровь, французская кровь…

– И датская кровь, – добавил Райен сдавленным голосом. Он посмотрел на Мону, потом снова на Мэри-Джейн. – Мне надо идти.

– Погоди секунду. Так это все? – поинтересовалась Мона. Она проглотила очередную порцию риса и выпила еще молока. – Ты именно это собирался мне сказать? Что Майкл – Мэйфейр?

– Там, в тех бумагах, есть упоминание, которое относится к Майклу, и весьма недвусмысленно.

– Черт побери, ты это не всерьез? – воскликнула Мона.

– Вы все просто боже-е-ественно в родстве между собой! – сказала Мэри-Джейн. – Это как в королевских семьях. А тут вот сидит сама царица!

– Боюсь, ты права, – согласился Райен. – Мона, ты принимаешь какие-то лекарства?

– Определенно нет, зачем бы я стала так поступать со своей дочкой?

– Ну, у меня просто выбора нет, надо идти, – сказал Райен. – Постарайтесь вести себя хорошо. Помните, что вокруг дома охрана. Я не хочу, чтобы вы выходили наружу. И пожалуйста, не злите Эухению!

– Чушь все это, – возразила Мона. – Не уходи. Ты звезда вечеринки. А что значит «не злите Эухению»?

– Когда придешь в чувство, – сказал Райен, – позвони мне, если не трудно. И что, если ребенок окажется мальчиком? Наверняка ты не собираешься рисковать его жизнью и проводить тест на определение пола.

– Это не мальчик, глупый, – возразила Мона. – Это девочка, и я уже назвала ее Морриган. Я позвоню. Ладно?

Райен ушел, спеша на свой особый, тихий лад. Так торопятся монахини или врачи. С минимальным шумом и суетой.

– И не трогайте те бумаги! – крикнул он уже из-за двери.

Мона расслабилась, глубоко вздохнула. Насколько она знала, Райен был последним взрослым, которому было предписано присматривать за ними.

Но что там насчет Майкла?

– Боже, ты думаешь, все это правда? Эй, Мэри-Джейн, когда мы поужинаем, давай поднимемся наверх и заглянем в те записи!

– Ох, Мона, не знаю… Он же только что сказал, что эти документы принадлежат Роуан. И не велел их трогать. Мона, съешь немножко сливочного соуса. А цыпленка не хочешь? Это лучший цыпленок из всех, что я готовила!

– Сливочный соус! Ты не говорила, что есть сливочный соус. Морриган не хочет мяса. Не нравится ей мясо. Послушай, у меня есть все права заглянуть в те бумаги. Если это он написал, если это он оставил что-то в своих записях.

– Кто «он»?

– Лэшер. Ты знаешь, кто это. Только не говори, что бабушка тебе не рассказывала.

– Она рассказывала, конечно. А ты в него веришь?

– Верю ли я, куколка? Да он чуть не напал на меня! Я чуть не вписалась в общий ряд, как моя мать, и тетя Гиффорд, и другие несчастные умершие женщины Мэйфейр. Конечно, я в него верю, почему бы… – Мона вдруг поймала себя на том, что показывает пальцем в сад, в сторону того самого дерева.

Нет, нельзя говорить ей об этом, она же поклялась Майклу, что никогда никому не расскажет о том, кто похоронен там, и о другой закопанной, невинной Эмалет, той, что должна была умереть, хотя никогда никого не обидела.

«Только не ты, Морриган, не беспокойся, малышка моя!»

– Длинная история, сейчас для нее не время, – сказала она Мэри-Джейн.

– Я знаю, кто такой Лэшер, – кивнула Мэри-Джейн. – Знаю, что произошло. Бабушка мне рассказала. Другие не высказывались прямо и просто говорили, что он убивал женщин. И что мы с бабушкой должны перебраться в Новый Орлеан и держаться поближе ко всем. Ну ты понимаешь. А мы ничего такого не сделали. И ничего с нами не случилось!

Она пожала плечами и покачала головой.

– Это могло стать ужасной ошибкой, – сказала Мона.

Сливочный соус с рисом был чудо как хорош. Почему Морриган так нравится белая пища?

«Деревья были усыпаны яблоками, и мякоть их была белой, и клубни, и корни, что они выдергивали из земли, были белыми, и это был рай…»

Стоит только посмотреть на звезды! Был ли тот неиспорченный мир действительно неиспорченным, или повседневные природные опасности были так ужасны, что все рушилось, как рушится теперь? Если живешь в страхе, какое значение может иметь?..

– В чем дело, Мона? – окликнула ее Мэри-Джейн. – Эй, очнись!

– Да, вообще-то, ни в чем, – ответила Мона. – Я вдруг вспомнила сон, что видела там, в саду. Я как будто вела весьма неприятный разговор с кем-то… Знаешь, Мэри-Джейн, людей следует специально обучать взаимопониманию. Вот прямо сейчас, ты и я, мы учим друг друга понимать друг друга. Ты понимаешь, о чем я?