Талтос

Ее знала Старуха Эвелин, но Старуха Эвелин никогда не покинула бы Амелия-стрит ради присутствия на сельских похоронах, так что никто и не подумал ее позвать.

В общем, когда Мэри-Джейн около года назад явилась в город и услышала о том, что ее бабушка умерла и похоронена, она лишь фыркнула и едва ли не рассмеялась прямо в лицо Беа.

– Черт, да не умирала она! – заявила Мэри-Джейн. – Она явилась ко мне во сне и сказала: «Мэри-Джейн, приди и забери меня отсюда! Я хочу домой». После чего я еду в Наполеонвилль, и вам приходится сказать мне, где тот приют.

Специально для Майкла Мэри-Джейн рассказала всю историю, и выражение изумления, появившееся на его лице, было неожиданно комичным.

– А почему же Долли-Джин прямо в твоем сне не объяснила, где тот приют? – спросила Мона.

Беатрис одарила ее неодобрительным взглядом.

– Да, не сказала, это факт. И хороший вопрос. У меня на этот счет целая теория… насчет видений… и почему они такие неопределенные… Ну, ты понимаешь.

– Все понимают, – усмехнулась Мона.

– Мона, придержи язык! – одернул ее Майкл.

«Как будто я теперь его дочь, – негодующе подумала Мона. – А сам все так же таращится на Мэри-Джейн. Впрочем, он произнес эти слова нежно».

– Милая, так что же дальше? – спросил Майкл.

– Ну, она ведь старая, – продолжила Мэри-Джейн, – и не всегда понимает, где находится, это уж точно, но она отлично знала, откуда она! Вот так и случилось. Я прямиком отправилась в тот приют для стариков, и там – бах! – прямо в их комнате для отдыха, или как это называется, сидит она и после всех этих лет спрашивает: «Где ты пропадала, Мэри-Джейн? Забери меня домой, chère, я устала ждать!»

Они похоронили какую-то постороннюю старушку из приюта.

Настоящая бабушка, Долли-Джин Мэйфейр, была живехонька, и она каждый месяц получала чеки пособия для неимущих, только никогда не смотрела, что на них написано, и не знала, что там стоит другое имя. Состоялось великое судилище королевской инквизиции, чтобы доказать, что она жива, а потом бабушка Мэйфейр и Мэри-Джейн Мэйфейр вернулись в развалины дома на плантации, и целая толпа Мэйфейров помчалась туда, чтобы снабдить их всем самым необходимым, а Мэри-Джейн стояла перед домом, стреляла из пистолета по пластиковым бутылкам и твердила, что у них все в порядке и они могут сами о себе позаботиться, что у них есть кое-какие деньги, которые она заработала по пути, и она предпочитает делать все по-своему, так что большое всем спасибо.

– И они оставили старую леди с тобой в том затопленном доме? – с невинным видом спросил Майкл.

– Милый, после того, что они с ней сотворили, выгнав в приют, да еще и перепутав с какой-то другой женщиной, и написали ее имя на склепе и так далее, – какого черта они могли мне сказать насчет того, что она решила жить со мной? А кузен Райен? Кузен Райен из «Мэйфейр и Мэйфейр»? Знаешь, да? Он сюда приехал и буквально разнес этот город в клочья!

– Да, – улыбнулся Майкл. – Не сомневаюсь, он так и поступил.

– Мы все были в этом виноваты, – сказала Селия. – Нам не следовало терять из вида людей.

– Ты уверена, что выросла не на Миссисипи или даже в Техасе? – спросила Мона. – Ты говоришь как амальгама всех южан.

– Что такое амальгама? Вот видишь, в этом твое преимущество. Ты образованна. А я занимаюсь самообразованием. Между нами целая пропасть. Есть слова, которые я не решаюсь даже произносить, и я не умею читать транскрипцию в словарях.

– Ты хочешь ходить в школу, Мэри-Джейн?

Майкл проявлял все больший интерес к гостье. Его опьяняюще невинные голубые глаза оглядывали Мэри-Джейн с головы до ног каждые четыре с половиной секунды. Он был слишком умен, чтобы сосредоточивать взгляд на груди и бедрах девчушки или даже на ее маленькой круглой голове – не то чтобы слишком маленькой, просто очень изящной. Именно такой была Мэри-Джейн: невежественной, безумной, блестящей, неаккуратной и при этом изящной.

– Да, сэр, хочу, – ответила она. – Когда разбогатею, я возьму себе частного учителя, как у Моны сейчас, ну, вам понятно, какого-нибудь по-настоящему умного парня, который знает названия всех встречающихся на пути деревьев, и кто был президентом через десять лет после Гражданской войны, и сколько индейцев участвовало в битве у Бегущего Быка, и что такое теория относительности Эйнштейна.

– Сколько тебе лет? – спросил Майкл.

– Девятнадцать с половиной, старина, – сообщила Мэри-Джейн, прикусывая сверкающими белыми зубами нижнюю губу, приподнимая одну бровь и подмигивая.

– А эта история с твоей бабушкой… Ты это серьезно? Все так и было? Ты ее забрала и…

– Милый, все это действительно было, – подтвердила Селия. – Именно так, как говорит эта девушка. Думаю, нам следует вернуться в дом. Мне кажется, мы расстраиваем Роуан.

– Не знаю, – ответил Майкл. – Может, она слушает. Я не хочу ее трогать. Мэри-Джейн, а ты в состоянии самостоятельно заботиться о старой леди?

Беатрис и Селия мгновенно встревожились. Будь Гиффорд все еще жива, Мона тоже встревожилась бы. «Оставить старую женщину в таком месте!» – это в последнее время частенько повторяла Селия.