Все школьные годы я прожил в регионе, охваченном лихорадкой — Юра. Политические баталии за учреждение нового кантона были в разгаре. У нас — подрастающего поколения — такие темы, как борьба за независимость, культурную идентичность, создание прогрессивного общества, находили отклик в полном соответствии с нашим юношеским идеализмом. Но еще в большей степени нас завораживало это гражданское непослушание, это нарушение запретов, диктуемых реакционным, немного неповоротливым Берном — все это вызывало некий революционный романтизм, свойственный нашему возрасту. Марши протеста, запрещенные демонстрации, неподчинение гренадерам разжигали нашу жажду приключений и протестные настроения. Все мы были немного Гаврошами, и мы гордились особенным характером Юра, который проявлялся в свободном духе, то и дело противостоящем духу страны, а также в естественной склонности устраивать праздник по любому поводу.
Отец мой был ярым защитником крестьянских земель, но образу-мился, выйдя из состава подпольной группы, которая с большим воодушевлением — и, в первую очередь,
— Все, хватит. Бодлер перебьется. Слишком поздно, чтобы еще и за него браться. Попробую завтра после тренировки[19]
.Габриэль тоже закрыл тетради. Мы были последними, кто еще не спал. Мы прошли в просторную спальню, которую звали «дортуаром». Наши братья были уже там, они крепко спали на своей двухъярусной кровати. Мы забрались под пуховые одеяла.
Дортуар находился наверху, как и спальня родителей, и комната сестер. Но он был очень далеко от центральной трубы, от которой зимой проходило немного тепла через стены. Только героическая печь на первом этаже пыталась согреть все строение, но ее тепло к нам не попадало.
В конце концов этот новый кантон был образован. Это был великий момент. Ожидание и неопределенность результатов голосования длились до последнего момента. Когда объявили победу, все выскочили на улицу и отправились в Делемон — наш главный город. Люди обнимались, пели, танцевали. Колокола звонили, машины сигналили, их пассажиры, опасно далеко высовываясь из окон и словно повиснув на своих флагах, кричали от радости. Мы отправились туда вшестером на стареньком «Ситроене», достойном банды анархиста Бонно. Я так и не смог вспомнить, как мы вернулись. В этом всеобщем ликовании утро наступило так рано, что немногие из нас отправились в школу — да и те дремали за партами. Жизнь как бы остановилась на целую неделю, праздник никак не кончался.
Через несколько дней наша футбольная команда в эпическом отборочном матче вышла в финал, что означало переход в первую лигу. И празднества, едва успев кончиться, с этим новым поворотом начались снова. И нас снова носило от улицы к улице, от бара к бару, от смеха к смеху, от песни к песне, от одних торжественных заявлений к другим. Должен признаться, что очень смутно и отрывочно помню эти десять «очень ночных» дней. Я проснулся гораздо позже, словно вышел из комы, не в силах отделить сон от реальности, так тесно все переплелось. Но Юра умеет лечить последствия своих праздников, и из них выходишь по неведомому волшебству — хотя, наверное, это чары памяти, такой избирательной, что она хранит лишь те воспоминания, что отмечены нежной ностальгией, безо всякого похмелья. Регион Юра, идеалистичный, бунтарский и веселый, был землей моего детства и юности. И поскольку то и другое были счастливыми, для меня Юра всегда останется страной счастья.
ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ