Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Не успела автоматическая дверь открыться, как вокруг настало Рождество. Изобилие еловых веток, еловые и сосновые шишки, переплетение гирлянд, шаров, и электрических свечей, в изобилии рассыпанный искусственный снег — все это говорило об огромном энтузиазме, причем детском: это Титуан устроил этот «фейерверк». Вокруг него постоянно снуют медсестры, обихаживают его, играют с ним, подтрунивают. На праздники его родители уехали домой, так что ему немного одиноко. И все же он не скучает, он остается жизнерадостным, веселым, совсем не хмурым.

После Нового года работа возобновилась.

Настало время еженедельного коллоквиума. И там Урс, заведующий кардиологией, заявил нам без всяких предисловий серьезным и явно встревоженным голосом:

— Папа Титуана требует, чтобы мы убрали искусственное сердце и сняли его сына с очереди на трансплантацию.

— Что?!

Я в буквальном смысле подскочил на стуле, настолько меня поразило это неожиданное сообщение, и рухнул обратно, повернувшись к Урсу. Я смотрел на него, остолбенев.

— Это как вообще понимать?

Он так же монотонно повторил:

— Папа Титуана хочет, чтобы мы убрали искусственное сердце и разрешили мальчику вернуться домой.

Та же волна удивления снова пробежала по залу.

— Нет, Урс, погоди. Это еще что за шутки? Все ведь знают, что это невозможно. И они же не отменяли свое родительское согласие на трансплантацию. Ты нам сказок не рассказывай.

— Знаю. Но после возвращения они передумали. Они больше не хотят слышать о трансплантации.

Я обернулся и в изумлении посмотрел на коллег, чтобы убедиться, что мне не померещилось. Урс продолжал:

— Мы имеем дело с людьми другой культуры, у них другие ценности, в том числе в вопросах жизни.

— Да, конечно, Урс, но, в конце концов, здесь речь идет об их ребенке и его жизни, и у нас есть возможность его спасти.

— Знаю, Рене. Поверь мне, я сам рухнул, где стоял, когда они мне об этом сообщили. Я сам подумал, что выпал из реальности. Но, к несчастью, я быстро понял, что это не так и что они не шутят. Я, конечно, попытался их вразумить. Особенно отца. Безнадежно. Он неуступчивый человек, не идет на компромисс.

Никто не проронил ни слова. Через несколько секунд…

— Так, слушай, давай встретимся с ними в моем кабинете и там, на нашей территории, если можно так сказать, попробуем их убедить дать задний ход. Пока что мы не снимаем Титуана с очереди. Если мне позвонят этой ночью и предложат сердце для него, тогда…

Длинная пауза…

— …тогда я даже не знаю, что буду делать.

Он чуть лукаво смотрит на меня, и я заметил на его лице едва заметную тень сомнения, явно противоречащую остаткам моего оптимизма.

Он лишь сказал:

— Желаю удачи.