Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Когда наши командировки еще только начинались, я приезжал в Африку — конечно, отчасти вдохновленный нашей западной самоуверенностью — с убеждением, что я тот, кто принесет сюда многое: знания, метод работы, даже определенную философию. Я был далек от мысли, что, наоборот, сам получу от Африки не меньше. Через погружение в другой менталитет и открытие иной души. Таких похожих на наши и таких непохожих. Те же радости, восторги и заботы. Но еще и непритворное простодушие, философское восприятие проблем, истинное восхищение простыми вещами. Потом — кое-какие иррациональные страхи, так и не побежденные, колдуны по соседству, проклятия. Наконец, кое-что более сложное — иное отношение к хрупкости жизни. Смерть, которая свирепствует в тех краях, словно затаившийся снайпер, — это часть неизбежного, она принимается с большей покорностью, чем у нас. Доказательство — родители Дугласа, печальные и растерянные, перед лицом того, что они сочли нашим отказом. В их поведении, в их покорности судьбе было и некое благородство, определенная красота.

Как было решено накануне, мы полностью сохранили программу. День будет особенно длинным, но усталость едва ощущалась. Возбуждение и радость стерли ее.

Из соображений безопасности в течение ночи мы держали Дугласа под легким наркозом. Доминик воспользовалась этим сонным состоянием, чтобы сделать ультразвуковую кардиограмму: быстрые четкие сокращения миокарда поразительны. Доминик записала сердечный цикл на монитор, затем воспроизвела в замедленном режиме. На экране разворачивалось синхронное движение клапанов — когда приемный клапан открывается, выпускной клапан закрывается, и наоборот. Створки клапанов были невероятно тонкими. И поэтому становилось видно, что их быстрые волнообразные колебания, такие быстрые при нормальной скорости воспроизведения, еще сложнее — они состоят из волн свертывания и развертывания, пробегающих по этим створкам. Точно как движение крылышек колибри в замедленном режиме. У сердца достаточно сил, оно не пострадало от нашего вмешательства, от решительных разрезов и швов.

— Два сильных желудочка, четыре проворных клапана, две широко открытых коронарных артерии! Что же еще нужно? Это признак отличного сердца.

— Это нормальное сердце.

Оптимизм Созиньо перед лицом любых испытаний снова разгорелся.

— Не совсем так, Созиньо, не совсем так. Но почти. Во всяком случае, это сердце будет работать очень долго и очень хорошо.

Назавтра из наркоза вышел очень бодрый маленький человечек, энергии и красок в нем было намного больше, чем раньше. Его жизнь будет нормальной или почти нормальной, во всяком случае, без ограничений и дополнительного лечения. Мы хорошо знаем, что после такой операции некоторые системы могут преждевременно износиться, но какая разница? Это будет еще так нескоро. И тогда, конечно, можно будет подправить их, если возникнет необходимость.

Дугласа мы еще увидели — во время следующей командировки, через год. Его родители «ждали» нас и снова приехали нас поблагодарить. А сам Дуглас занимал собой все пространство. Он был полон жизни, улыбался, бегал и танцевал под звуки радио с удивительной естественной непринужденностью.

Пробка шампанского ударила в потолок.

— Традицию больших премьер надо соблюдать, в том числе и в бедных странах!