Там, где дым

– Не слышно ль тебе дроби барабана? – спросила она. – Так отчего же не идешь ты? Отчего не идешь?

– Куда? Где я найду Натали?

– Там, где стоит Альден, – сказала она. – С плешивой головой, прикрытой шляпой, стоит он перед судьями, а суд суров к нему. Он продал пороха и пуль индейцам и французам, и с девками индейскими он спит, да и ребенок у него – индеец.

– Этого Альдена Натали знает?

– Спроси Джона Индейца, – сказала она.

Я не знал, Джон Индеец – это реальный человек или воображаемый, но было ясно, что больше задавать вопросы моей хозяйке – Сьюзан Хауэл или Сузанне Мартин – не имело смысла. Когда я спросил, как она узнала, что Натали уже нет на Оберлин-Кресент, Сьюзан сразу обратилась в колдунью. Был ли это бессознательный ход или сознательная тактика, вырвать ее из этого уже не представлялось возможным.

– Хорошо, – сказал я. – Большое спасибо. Больше я вас задерживать не буду.

– Когда я нанесла тебе обиду? – ухмыляясь, спросила она.

Я пошел к двери.

– И больше никаких вопросов?

– Никаких, – ответил я.

– И не прибавишь весу? – снова ухмыляясь, спросила она.

Я вышел из квартиры. Она закрыла и заперла за мной дверь. Я прижал ухо. Если она торопливо звонила по телефону, то я не слышал, как набирали номер. Я вызвал лифт. К сожалению, я мало знал об истории колдовства в Салеме. Но я знал, что Джайлз Кори, обвиненный в колдовстве, был казнен – задавлен насмерть следующим образом: в чистом поле неподалеку от тюрьмы ему на грудь накладывали камни, требуя от него признания. Однако он хранил молчание почти до самого конца. И лишь перед смертью произнес два слова: «Прибавить весу».

Глава 19

Выглядело все очень хорошо.

Преступник сделал одну-единственную ошибку, и мне она была ясна. Совершив ее, похититель покойников превратился в убийцу. Он напрасно убил в морге бальзамировщика Питера Грира. До этого шага его преступление было слишком мелким: ему грозил ничтожный срок, или штраф в тысячу долларов, или и то и другое. Но ему так нужен был труп, что он пошел на убийство. И в этом его ошибка.

Однако, кроме этой (нападение на старушку с собачкой я вынужден рассматривать просто как дополнительную подробность картины убийства), других ошибок он не совершил. И мне по-прежнему было неизвестно, зачем ему понадобился покойник и что он собирался с ним делать. Да, я рассматривал гипотезу, что месса, отмеченная в календаре Натали, была ведовским шабашем, для которого требовалось жертвоприношение кровью, взятой от свежего трупа, – в конце концов, убийца вернул труп, в котором крови не оказалось, и украл новый, с которым бальзамировщик еще не начал работать. Но для кровавых ритуалов обычно требовались живые жертвы: коза, ягненок или – в иных культурах – живой человек. Жертву подводят к алтарю, рассекают горло и ждут, когда жертвенный сосуд наполнится кровью. Подношение в виде умершего человека? В качестве кровавой жертвы? Две концепции противоречили друг другу и казались взаимоисключающими. Кроме того, предположим, что кто-то добывает тепленькое тельце (так сказать), чтобы позднее использовать для кровавого жертвоприношения. Станет ли он убивать при похищении этого тела? В Уголовном кодексе нет особой статьи, по которой отсутствие логики в поведении преступника каралось бы как преступление. Но если похититель покойников хотя бы на минуту задумывался о возможном совершении убийства, почему он просто не похитил живое тело и не совершил убийство на алтаре, как настоящее кровавое жертвоприношение? Нет, на мой взгляд, похищенное тело не предназначалось в качестве жертвоприношения для мессы – ни для черной, ни для какой другой. Тогда зачем его похитили?

Входя в квартиру, я насвистывал. Еще не начало светать. Я включил свет в кухне, и ворон в клетке недовольно фыркнул.

– Здравствуй, мой глупый друг, – сказал я. – Тебя кормили?

Он опять заклекотал.

Я заглянул в клетку. Корма в ней не было ни крошки. Я открыл холодильник: под морозильником ни мяса, ни колбасы, но на полке я обнаружил открытую консервную банку с тунцом. Исходя из теории, что вороны, как акулы, едят любую дрянь, я взял ложку и выложил содержимое банки в клетку. Ворон смотрел на еду с подозрением. Я закрыл дверцу и поглядел на доску на стене, где Лизетт прикалывает мне записки. Никто не звонил. Ослабив галстук, я прошел в кабинет и набрал номер двенадцатого участка. Дэйв Горовиц еще был там.

– Слушаю тебя, Дымок, – сказал он.

– Из лаборатории есть результаты?

– В пять утра? – спросил он. – Ты рехнулся? Что с тобой происходит?

– А с тобой что, Дэйв?

– Ничего. – Он помолчал. – На самом деле мне достается от напарника. Ему надоело, что ты суешь нос в это дело.

– Я же помогаю ему в работе. Беру на себя всякую беготню.

– Ну, он так не считает.

– А как он считает?

– Он говорит, что ты запутаешь нам дело.

– Не надо этого бояться.

– Если честно, Бен, я тоже немного нервничаю. Все-таки убийство. Если мы раскроем, не хочется провалить дело в суде.

– Ты просто повторяешь слова напарника.

– Ну, может, он и прав. Для нас это работа, а для тебя... – Он помолчал. – Ладно, забудем.

– Нет, продолжай.