Там, где горит свет

Она всегда бранилась, если в комнату входили в обуви. Есть такие вещи, которые прочно врезаются в быт и в сознание, что бы ни случилось. Или помогают поддерживать иллюзию, что не случилось ничего…

Тьен разулся, швырнул ботинки к входной двери. Подошел к девушке и без слов отобрал у нее пяльцы и иглу. На вышивку не смотрел. Лишившиеся дела трясущиеся пальцы тут же вцепились в его руки, чужая дрожь прошла по телу, и стоять стало трудно. Опустился на пол, положил отяжелевшую головы на колени вышивальщицы и прижал ко лбу ее ладонь. Подумалось, как хорошо было бы уметь делиться мыслями. Не нужно было бы слов.

— Я думала, раньше придешь, — заговорила первой Манон. — Увидишь, что нас в той кофейне нет, и придешь узнать, что случилось. Специально поезд[4] почти до четырех держала, чтобы простился хоть…

— Сапог, — прошептал Тьен. — Сапог дурацкий.

Да и не будь того сапога, вряд ли бы он сразу в слободу кинулся. Подумал бы, что у Ланса дела какие-то нарисовались, или приболел. Что угодно подумал бы, но не такое!

— Позавчера ждала его, ждала, — словно в пустоту говорила девушка. — Ночь уже, а его все нет. Не в первый раз, а тревожно так стало. До утра сидела. Уже служба закончилась, люди из церкви, смотрю, идут. Прилегла, задремала. Когда приходят. Из полиции двое, в форме, бляхи показали. Знаешь, я даже обрадовалась. Думаю, влез куда-то, ночь в каталажке просидел. Он ведь по-крупному — никогда, а если мелочевка какая-то, то и ничего, подержат недельку, как, помнишь, было, и отпустят… А у него в кармане карточка от фирмы и паспорт с адресом. Он тебе говорил, что у меня записался? Решили, раз уж жить, то уже и жить… А тут… Опознание называется. В третий участок повезли, там мертвецкая у них. Холодно. Бумаги какие-то велели подписать. Говорят, после трех можете забирать…

— Кто, известно?

— Нет. Сказали, будут искать. Господин какой-то приезжал из торговой компании, где Ланс работал. Топал ногами, кричал, что это так оставлять нельзя, что он лично проследит.

Коммивояжер — опасная профессия. Тьен об этом еще при встрече с Морисом подумал…

— Прости, — он с нежностью сжал пухлую ладошку, коснулся губами исколотых до крови пальцев. — Это я виноват. Я ему это место нашел.

— Ты ведь как лучше хотел, — вздохнула Манон. Погладила по волосам, улыбнулась вдруг: — Спасибо. Хоть пару месяцев пожили по-людски…

Провела рукою ему по лбу, утирая пот, блеснуло на безымянном пальце тоненькое колечко с голубеньким камушком. Совсем тоскливо стало, хоть волком вой.

Но волки не только выть горазды, и зубы у них не за тем, чтобы ими от страха клацать.

— Тьен, — вышивальщица словно почувствовала что-то. Потянула за волосы, вынуждая поднять глаза. — Ты только не лезь в это, прошу. Не надо. Бог все видит, он рассудит. А ты его не ищи.

— Кого? — встрепенулся юноша. — Кого не искать? Знаешь еще что-то?

— Нет. — И губы сжала в тонкую ниточку.

— Не умеешь ты врать… Манюня.

Вздрогнула. Подбородок задрожал — вот-вот расплачется. Но утешить и потом можно.

Тьен поднялся с колен, притянул табурет и сел напротив девушки. Легонько встряхнул ее за плечи:

— Рассказывай.

— Нечего рассказывать, — всхлипнула она. — Может, это вообще ерунда какая.

— Ерунду рассказывай.

— Карандаш… Карандаш переводной, знаешь? Вроде обычный, а намочишь — синий. Ланс такие разносил, мне подарил три штуки. Удобно: узор через стекло срисуешь, потом бумажку в воду окунешь и к ткани прикладываешь — отпечатывается… А один он с собой носил, в кармане. Бумажки с записями терял вечно, так наловчился карандаш слюнить и отметки на запястье ставить, что продал, сколько. А дома уже в тетрадку переписывал. А когда… когда собирали его, я смотрю, у него на ладони слова какие-то. Обычно — буква одна и цифра, а тут — слова…

— Что за слова?

— Ерунда. — Замотала головой, а по щекам слезы полились. — Глупость полная. И стерлось наполовину…

— Манон! — сердито прикрикнул Тьен. — Какие слова?

— Ерунда, — повторила она. — «Коз» какой-то. И «гуляй». «Коз гуляй».

— В полиции про это говорила?

— Нет.

— Вот и правильно. Не для легавых записочка. Для меня. Это как кони.

Сорвавшийся нервный смех заставил Манон испуганно отшатнуться.

— Какие кони? — пролепетала она непонимающе.

— Которые масла не едят.

Он вскочил на ноги, но от того, чтобы мерить шагами тесную комнату, удержался — притопнул на месте.

— Где Ланс работал в последний день?

— Не знаю, — покачала головой вышивальщица. — Ему недавно вместо штучек разных хозяйственных книги поручили. Книги, альбомы с рисунками. Вроде стал ближе к университету ходить и в кварталах, где студенты живут.

У студентов денег негусто, вряд ли что купят. А книгами и в другом месте заинтересоваться могли.

— Его в брошенном парке у реки нашли, так? — спросил вор у девушки. В газете так писали, но он решил уточнить.

— Да.

— Саквояж украли, бумажник?

Она кивнула, рыданий уже не сдерживала.

— Тьен, ты только не ищи, пожалуйста. Хоть ты останься. Бог…