В начале сентября 1941 года, когда вокруг Ленинграда смыкалось кольцо вражеской блокады, в декоративные мастерские театра, которыми тогда руководил талантливый скульптор и замечательный художник-декоратор С. А. Евсеев, автор памятника В. И. Ленину у Финляндского вокзала, пришла группа военных во главе с начальником инженерного управления Ленинградского фронта подполковником Б. В. Бычевским. От имени командования он попросил Сергея Александровича срочно приступить к производству деревянных танков. Заказ был принят, и производство фанерных бронемашин началось. Их делали в мастерских театра на улице Писарева, с соблюдением точных размеров и цвета настоящих боевых машин. Расставленные на ложных боевых позициях Ленинградского фронта евсеевские деревянные танки неоднократно подвергались массированным ударам вражеской авиации и артиллерии.
Через несколько дней после этих событий командование Ленинградским фронтом принял на себя Г. К. Жуков, который вызвал для доклада подполковника Бычевского. В своих военных мемуарах генерал-лейтенант Б. В. Бычевский вспоминал детали этой памятной беседы с командующим: «…Жуков слушал мой доклад, не задавая вопросов. Потом повернулся спиной и, ни слова не говоря, стал рассматривать большую схему обороны города, прикрепленную к стене.
– Что за танки оказались в районе Петро-Славянки? – неожиданно спросил он, опять повернувшись ко мне и глядя, как я складываю в папку карты. – Чего прячешь, дай-ка сюда! Чушь там какая-то…
– Это макеты танков, товарищ командующий, – показал я на карте условный знак ложной танковой группировки, которая бросилась ему в глаза. – Пятьдесят штук деревянных макетов сделано в мастерской Кировского театра. Немцы дважды их бомбили…
– Дважды, – насмешливо перебил Жуков. – И долго там держишь эти игрушки?
– Два дня.
– Дураков среди немцев ищешь! В третий раз они тебе туда тоже деревяшки вместо бомб сбросят…
Жуков был прав. Он приказал сегодня же ночью переставить макеты на новое место и изготовить еще сто штук. Я доложил, что мастерские театра не успеют сделать столько за одну ночь. Тогда командующий так посмотрел на меня, что я сразу понял – сомнений, неуверенности Г. К. Жуков не признает. Последовало совсем короткое, но очень выразительное предупреждение о том, что если его приказ не будет вовремя выполнен, то не только я пойду под суд… В ту памятную ночь саперы и работники декоративных мастерских Кировского театра оперы и балета не сомкнули глаз. Задание командующего было выполнено».
Деревянные танки стали только частью военного заказа командования Ленинградского фронта (художники шутили: танки в Ленинграде делает Кировский завод и Кировский театр). В мастерских Кировского театра стали также изготовлять корпуса для настоящих мин из папье-маше и камуфляжную сетку для укрытия стратегических объектов блокадного Ленинграда.
Оставшиеся в блокированном городе артисты и музыканты Мариинки и преподаватели Консерватории несли постоянные дежурства на крышах этих известных всему миру зданий.
Ольга Федоровна Берггольц вспоминала: «Мне хотелось попросить композитора Шостаковича рассказать по радио о работе над новой симфонией. Я шла к нему в тот день, когда на городских стенах были расклеены воззвания „Враг у ворот города“. Профессора Шостаковича она застала в полной форме бойца противовоздушной обороны. Вежливо сняв каску в присутствии дамы, он извиняющимся голосом сказал, что торопится на свой пост № 5 на крыше здания Консерватории: «Простите, сейчас я не смогу рассказать Вам о симфонии. Я позвоню сегодня после своего дежурства». В радиокомитет Ольга Федоровна возвращалась по улице Декабристов под яростный аккомпанемент сирены, извещающей жителей Коломны о воздушной тревоге. Кстати, о Седьмой симфонии в блокадном Ленинграде впервые написал не музыковед, а поэтесса Ольга Берггольц, которая восприняла ее как гражданский подвиг композитора-патриота.