Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе

Православная Пасха нередко выпадает на значимые светские праздники и памятные даты. В 2015 году, например, она была 12 апреля, в 2016-м — 1 мая. В этом чувствовалось и многими подмечалось достаточно много символизма и глубоких смысловых пластов. Однако символичнее всего, на мой взгляд, когда Пасха не попадает на 9 мая (она по церковным правилам не может быть позднее 8 мая), но вплотную подходит к этому дню. В 1945-м она была 6 мая, в День Георгия Победоносца.

В светских праздниках часто много сакрального, так или иначе напоминающего о высшем внемате-риальном, но нигде концентрация таких элементов не высока так, как в Дне Победы. Его, собственно, и назвать просто светским праздником язык не поворачивается. Это еще одна Пасха, день Воскресения, и, хоть подобные аналогии всегда крайне рискованны и смелы, здесь смелости самое место. Как ей было самое место в четыре огненных года Великой Отечественной.

22 июня — наша Страстная Пятница, и немного символично уже то, что в 1941 году это была… нет, это была не пятница, а воскресенье. Мы скорбим о наших неисчислимых жертвах и муках. Воскресение Христово случилось на третий день после Распятия, для нашего большого народа эти дни растянулись на четыре года. Но Воскресение все же случилось. 9 мая — это наше Воскресение, день Победы, Спасения, преодоления смерти и ада, попрания смертию смерти. Это, как удивительно точно подмечено в песне, праздник со слезами на глазах. Праздник Победы в священной войне, как не менее точно подмечено в другой песне.

Одним из ярких проявлений трансцендентности, первичности духа над материей в праздновании 9 мая стала в последние годы акция «Бессмертный полк». Она приобрела особую значимость и получила особое освещение после того, как в 2015 году впервые состоялась в Москве. Сейчас «Бессмертный полк» вышел далеко за пределы России и бывшего СССР, охватив свыше шестидесяти стран. В тяжелейшей обстановке, сложившейся в мире, очень во многих точках сбора «Полка» его участники как будто воюют здесь и сейчас. В Киеве мужественным людям, не побоявшимся пройти по улицам с портретами своих воевавших родных и близких, было оказано невероятное по ожесточенности противодействие. В Израиле манифестантов пытались оплевать и освистать персонажи, симпатизирующие все тому же украинскому нацистскому терроризму. Особенно брал за душу марш в Донецке, где некоторые родители несли портреты детей, погибших уже на этой войне…

Некоторые наблюдатели находят в «Бессмертном полку» частицы язычества. Некоторые усматривают здесь что-то от грандиозных, но сомнительных с точки зрения христианства идей выдающегося отечественного философа Николая Федорова относительно патрофикации, «воскрешения отцов». Есть в таких умозаключениях некая доля истины? Возможно. Но в первую, безоговорочно и с большим отрывом первую очередь это именно христианский мотив попрания смерти и обретения смерти.

Нельзя не отметить и некоторые противоречивые стороны нынешнего формата празднования 9 мая. Который год смущает фраза о сталинских лагерях в тексте, зачитываемом диктором перед вечерней минутой молчания. Она звучит так: «Ты, потерявший родных и близких в сталинских лагерях, принес свободу узникам Освенцима, Бухенвальда, Дахау». Как минимум это несколько неуместное привнесение внутренней политики в победу над внешним врагом. Как максимум — пять копеек в копилку уравнивателей СССР того периода и разгромленной им нацистской Германии. Следовало бы эту странноватую фразу убрать.

Что же до «Бессмертного полка», то главное, что меня в нем смущает, — это его численность в сравнении с численностью митингов за Новороссию. Да, «Бессмертный полк» — начинание великое и глубоко народное, но все же официально одобренное, обласканное и, не побоюсь этого слова, подмятое. Участие президента тому свидетельство. Еще — я часто критикую Егора Просвирнина, помимо прочего, за безудержное восхваление индивидуалистических ценностей и титулование «Бессмертного полка» едва ли не триумфом русского индивидуализма. Но, приходится признать, некая доля правды в таком мнении есть: миллионы человек, все вместе и каждый за себя (о своем). Соединение сильных сторон индивидуализма и коллективизма, однако, увы, не отмена слабости. Да, в общем-то, если говорить честно, не индивидуализм уже царит у нас, а тотальная атомизация. Если применительно к Великой Отечественной практически у каждого русского есть «свой герой», то применительно к Новороссии — у сотен, максимум тысяч, отсюда и атмосфера, и отношение общества к происходящему на русской донбасской земле. Увы и ах, но с таким отношением война неизбежно придет в РФ — и станет своей для каждой семьи уже без возможности спрятаться в уютном ментальном коконе и отгородиться границей молодого российского государства. Я не радуюсь этому. Но это будет справедливо.

* * *