Там, где начинается синева

Поэтому, совершенно бессознательно, он начал “утверждаться” в своей роли, как это делает актер. Сначала он осторожно и тактично ощупывал дорогу. Каждый магазин имеет свой собственный тон и атмосферу: через день или около того он угадал характерный стиль заведения "Бигль". Он видел, какие клиенты были типичными, и какого поведения они ожидали. Секрет завоевания в том, чтобы всегда давать людям немного больше, чем они ожидают, он следовал этому курсу. Поскольку они ожидали от контролера механического и раболепного аристократизма наемной марионетки, он демонстрировал легкую, бесцеремонную простоту члена клуба. С совершенной естественностью он изо всех сил старался помочь им в их торговых заботах: давал советы в выборе материалов для одежды, выступал арбитром в подборе платьев и чулок. Его вкус был безупречен, и часто случалось, что вещи, которые он рекомендовал, были не самыми дорогими: это снова вызывало симпатию у клиентов. Когда дамы, желающие произвести обмен, приносили ему квитанции о продаже, он подписывал свое "о'кей" с великолепным размахом и с таким явным удовольствием, что посетители чувствовали неподдельный восторг и с новым энтузиазмом погружались в суматоху. Вскоре после этого его совета всегда ждали люди, и в магазине появлялись мужья, чтобы передать (немного раздраженно) какое-нибудь сообщение, например: “Миссис Сили говорит, пожалуйста, выбери ей шарф, который будет хорошо сочетаться с ее коричневым муаровым платьем. Она говорит, что вы помните это платье”. Эта популярность стала даже немного озадачивающей, как, например, когда старая миссис Такса, имеющая самый большой счет в магазине, настояла на том, чтобы он оставил свой пост в очень напряженное время, чтобы подняться на десятый этаж, чтобы сказать ей, какое пианино, по его мнению, имеет более богатый тон.

Конечно, все это было очень занимательно и давало прекрасную возможность изучить своих собратьев, но это не слишком глубоко проникло в его сознание. Какое-то время он жил в смутном очаровании и блеске; окруженный очаровательной показной жизнью магазина, но лишь поверхностно дрейфуя по ней. Огромное здание с колоннами из искусственного мрамора и белыми кадилами, сияющими электричеством, мерцало, как березовый лес в лунном свете. Серебро, драгоценности, шелка и туфли сверкали вокруг него. Это было чудесное образование, потому что он вскоре научился оценивать эти вещи по их истинной стоимости, которая низка, поскольку они имеют мало общего с самой жизнью. Его работа была чрезвычайно утомительной. Просто стоять на задних лапах в течение таких долгих часов БЫЛО тяжелым испытанием. Но она не проникала в тайное наблюдательное "я", о котором он всегда знал. Это было выгодно. Если у вас нет интеллекта или его достаточно, чтобы с ним ладить, не имеет большого значения, что вы делаете. Но если у вас действительно есть ум под которым подразумевается та редкая и любопытная сила разума, воображения и эмоций, очень отличающаяся от простой плодовитости разговора и разумного любопытства, лучше не утомлять и не изматывать его по пустякам.

Поэтому, когда он вечером выходил из магазина, как бы ни болели его ноги, голова была ясной и незапятнанной. Он не спешил уходить во время закрытия. Места, где люди работают, особенно увлекательны после того, как суета закончилась. Ему нравилось задерживаться в длинных проходах, смотреть, как быстро приводят в порядок поваленные прилавки, слышать едкий цинизм усталых продавщиц. Для них, кстати, он был чем-то вроде загадки. Пунктуальность его манер, чрезвычайная вежливость его замечаний немного смущали их. За его спиной они говорили о нем как о “герцоге” и восхищались им; маленькая мисс Уиппет, стоявшая у прилавка с чулками, сказала, что он был английским дворянином с длинной родословной, которого несправедливо лишили его поместий.

Внизу, в подвале этого роскошного магазина, была маленькая гардеробная и туалет для работников, где они снимали свои официальные одежды и возвращались к уличному костюму. Его коллеги ворчали и спешили уйти, но Гиссинг устраивался поудобнее. В своем шкафчике он держал детскую ванночку, которую неторопливо наполнял горячей водой. Затем он спокойно садился и мыл ноги. Хотя это было против правил, ему часто удавалось выкурить трубку, делая это. Затем он аккуратно вешал свою одежду из магазина и выходил освеженный в летний вечер.