Там, где начинается синева

Гиссинг выбрал ряд флагов, которые были особенно яркими по цветовой гамме, и поднял их. Затем он переключил свое внимание на штурвал. Он нашел это настоящим искусством и был удивлен, узнав, что большой корабль требует так много рулевого управления. Но это было очень приятно. Он старался держаться ближе к участкам моря, которые выглядели интересными, и врезаться в любые волны, которые ему нравились. Примерно через час он заметил рыбацкую шхуну и пустился в погоню. Ему было так весело бежать рядом с ней (стараясь держаться подветренной стороны, чтобы не перекрыть ей ветер), что еще через милю он повернулся и аккуратно описал круг вокруг сбитого с толку судна. Пассажиры "Померании" были очень заинтересованы и выстроились вдоль палубы, пытаясь разобрать, что кричат рыбаки. Капитан шхуны казался особенно взволнованным, продолжал махать сигнальными флагами и лаять в мегафон. Во время этих маневров мистер Пойнтер так пристально вглядывался в горизонт, что Гиссингу стало немного неловко.

– Я подумал, что будет разумно выяснить, каков именно наш круг поворота, – сказал он.

Мистер Пойнтер отдал честь. Он был хорошо обученным офицером.

Ближе к вечеру Капитан появился снова, выглядя более бодрым. Гиссинг все еще стоял у руля, и это показалось ему настолько увлекательным, что он не хотел его покидать. Он распорядился, чтобы чай ему подали на маленькой подставке у штурвала, чтобы он мог пить его, пока будет управлять.

– Привет! – Сказал Капитан. – Я вижу, вы изменили курс.

– Мне показалось, что так будет лучше, – твердо сказал Гиссинг. Он чувствовал, что проявление слабости в этот момент было бы фатальным.

– О, ну, наверное, это не имеет значения. Я подхожу к некоторым вашим идеям.

Гиссинг понял, что так дело не пойдет. Если капитан отойдет от философских сомнений, Скотти возобновит командование кораблем.

– Ну, – сказал он, – я тоже думал об этом. Мне кажется, я зашел слишком далеко. Но что вы думаете об этом? Верите ли вы, что Совесть передается по наследству или приобретается? Вы знаете, как это важно. Если Совесть – это своего рода автоматический оракул, непогрешимый и совершенный, что становится со свободной волей? И если, с другой стороны, Совесть – это всего лишь усердно тренированное восприятие моральных и социальных полезностей, то при чем здесь ваше божество?

Гиссинг понимал, что эта дилемма не продержится долго и была болезненно импровизированной, но она поразила капитана в середине корабля.

– Ей-богу, – сказал он, – это ужасно, не так ли? Бесполезно пытаться продолжать, пока я не положу это под люк. Послушайте, не могли бы вы, просто в качестве одолжения, поддержать разговор, пока я буду ломать голову над этим вопросом? Я знаю, что прошу многого, но, возможно…

– Все в порядке, – ответил Гиссинг. – Естественно, вы хотите разобраться в этих вещах.

Капитан собрался было покинуть мостик, но по старой морской привычке бросил острый взгляд на небо. Он увидел трепещущую яркую цепочку кодовых флажков. Он, казалось, был поражен.

– Вы кому-нибудь сигнализируете?– Спросил он.

– Ни кому конкретно. Я подумал, что было бы хорошо иметь несколько флагов.

– Осмелюсь предположить, что вы правы. Но лучше уберите их, если вы на корабле. Они сильно сбивают с толку.

– Сбивает с толку? Я думал, они просто для того, чтобы скрасить обстановку.

– Они читаются: Бубонная чума, держись от меня подальше. Я иду к вам на помощь.

К обеду, когда Гиссинг вышел из-за штурвала и, напевая какую-то мелодию, шел по мостику, к нему подошел стюард.

– Приветствую капитана, сэр, и прошу вас занять его место в кают-компании сегодня вечером. Он говорит, что очень занят писательством, сэр, и примет это как одолжение.

Гиссинг всегда был услужлив. В его поведении был лишь намек на сознательную суровость, когда он вошел в прекрасный обеденный салон "Померании", потому что он хотел, чтобы пассажиры поняли, что их жизнь зависит от его благоразумия и морских знаний. Дважды во время еды он приказывал стюарду принести ему последние показания барометра, а после десерта нацарапал записку на обратной стороне карточки меню и отправил ее главному механику. Там было написано:

Уважаемый шеф, Пожалуйста, не теряйте сегодня вечером бодрости духа. Я ожидаю плохую погоду.

МИСТЕР ГИССИНГ,

(Штабс-капитан)

То, что сказал Шеф, когда получил сообщение, не входит в историю.