Там, где начинается вселенная

Он устроился на циновке и долго сидел, стараясь ни о чём не думать. Просто смотрел, как ветер раскачивает ветви деревьев, как рябь бежит по полынье в пруду…

Потом его внимание привлёк куст можжевельника у входа в беседку. Часть хвои пожелтела. Но, кажется, ещё несколько минут назад с кустом всё было в порядке.

Шэн поднялся и подошёл к кусту, дотронулся до веток. Хвоинки начали осыпаться.

Мастер попятился, но замешательство длилось недолго. Покинув беседку, он поспешил к пруду. Обычно золотые рыбки, услышав шаги на берегу, подплывали и ожидали кормёжки. Вот и теперь у поверхности воды показались их ярко-оранжевые спины.

Время потекло медленно, совсем медленно… Рыбки ждали, что им насыплют корма. Шэн тоже ждал. И вот пёстрая стайка начала редеть, одна за другой рыбы уплывали прочь, исчезали подо льдом, за границей полыньи. Но некоторые замешкались, и одна из них вдруг стала странно трепыхаться. Шэн отступил от воды.

Он вспомнил, как ехал домой. В вагоне метро человек пять стояли, но ни один из них не сел на свободное место рядом с ним.

Шэн прижал ладонь к груди, как будто пытался почувствовать какие-то изменения в себе самом. Но в том и коварство противоположной силы – сам никаких изменений поначалу не замечаешь.

Что ж, он знал… Каждый платит за свои поступки. Если бы не выбор, который он сделал в лаборатории, плата могла быть меньше.

Внезапно усилившийся ветер ударил в лицо. Шэн придержал капюшон, не позволяя ему упасть на плечи. И только спустя минуту-другую усилием воли заставил себя дойти до беседки.

* * *

Голос Фрауберга по теленоуту звучал как-то странно. Поэтому Конрад сразу задал главный вопрос. Лучше без промедления узнать правду.

Услышав ответ, он прервал дальнейшее бормотание учёного:

– Сейчас я приеду, Отто, тогда всё и объяснишь.

Фрауберг встретил его на крыльце лаборатории.

– Командор Джесер… Я не понимаю, что произошло… – от волнения он ужасно заикался, слова едва можно было разобрать.

– Я хочу его видеть, Отто. С ним действительно… всё в порядке?

– Да, но… Понимаете, процесс не был завершён… Машину выключили! Кто-то выключил…

– Что значит – кто-то?

– Я… не знаю, командор. Я не понимаю, что произошло…

Конрад заторопился к лестнице. Кабинет с установкой «Нова» находился на втором этаже.

Фрауберг говорил что-то ещё, суетился – ничего подобного Джесер от этого человека, всегда спокойного и рассудительного, не ожидал. Возле нужной двери он просто отодвинул мельтешащего учёного в сторону, вошёл один… и замер на пороге.

Сидя в нижней половине капсулы, Кейл плакал, обхватив голову руками. Двумя собственными, здоровыми руками – машинально отметил Конрад.

– Кейл, сынок…

Он не откликнулся.

Конрад не знал, чем потрясён больше – тем, что видит его снова живым, или этими слезами. Кейл, которого он знал прежде, никогда не позволил бы себе такого. Лет с пяти он начал считать слёзы – тем более слёзы в чужом присутствии – позорным проявлением слабости.

Но теперь он плакал, не пряча своих слёз и не стыдясь их. Его плечи вздрагивали от рыданий. Так часто плачут дети – безутешно, громко, надрывно. Взрослые – реже, только когда оплакивают что-то непоправимое.

– Это он сразу начал… То есть, когда я его увидел, он уже… и никак не успокоится, – сказал, выглядывая из-за плеча Конрада, Фрауберг.

19. Встреча

Поезд мчался сквозь сероватую пелену тумана. Путь его лежал с севера на юг.

Брэтали Сальваторе давно оставил попытки разглядеть за окнами хоть что-то. Его внимание занимала музыка – «Камнепад» Нира Кавамы. Недавно этот альбом был издан, наконец-то появилась возможность послушать его полностью – совершить путешествие в мир звука, где исчезают все преграды, и всё понятно без слов.

Ходили слухи, что вскоре Кавама должен выпустить ещё один кристалл, который будет называться «Вселенная Белого города». Если это правда, то записать его музыканту удалось за удивительно короткое время. Ни одного фрагмента нового альбома в Сети ещё не было. Так что, скорее всего, это одни разговоры, и ждать его придётся ещё долго.

Ещё Брэтали думал о толстом тёмно-синем блокноте, который лежал в его рюкзаке. Это был тот самый блокнот, который оказался в посылке от Нормана Келли. Несколько его страниц покрывали торопливые, но разборчивые записи. Четыре месяца назад, прочтя текст, Сальваторе много размышлял о нём. Потом повседневные заботы начали отвлекать от этих раздумий. Но вчера, упаковывая вещи, он взял блокнот с собой – оставить его было жалко. И теперь снова вернулся мыслями к прочитанному.

Вместе с ежедневником в той посылке лежала записка от Келли. В ней Норман говорил, что поначалу сомневался: стоит ли выражать свою признательность именно таким образом. Но Ингрид Саарен, узнав о записях, убедила Нормана, что он решил правильно. «Она считает, что никакой другой благодарности вы всё равно не примете. Ингрид предложила сделать скан, но в знак уважения к вам я передаю не электронную копию, а подлинник. Пусть он хранится у вас».