Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

Можно податься и на юг — там, за страшной высоты горами, после той самой битвы, в которой погибли чуть ли не все люди на свете, снова поднимаются из руин древние державы, и умелому воину всегда найдется дело, только ведь жарко у них, и сидеть придется, не по–людски скрестив ноги, и на пупок свой пялиться, словно в нем есть что-то хорошее.

Если же пойти на юго–восток, непременно уткнешься лбом в бесконечную стену из обожженного кирпича, охраняющую Чайную Землю. Перелезть через эту стену — полдела, только что за ней? Раскосые насельцы этой земли ловки драться без оружия, но против доброго кулака не дюжат. Скучно. В один час ложатся, в один час встают, детей зачинают по указу…

А на западе, за чернолесьем, по берегам теплых морей, живет люд богатый и гордый, все прочие племена почитающий дикими и подвластными. Вот туда бы двинуться, обломать им рога.

Но для начала неплохо бы просто выйти из–под земли на белый свет, но ход, как на беду, ведет все ниже и ниже…

Плохо горит осина, а все равно Жихарь разглядел впереди пару зеленых огоньков. Не в добрый час помянул он про Замогильный Люд. И что удивительно: пламени эти глазки вовсе не отражают, сами по себе светятся, словно гнилушки. Кто же это будет из троих возможных?

Жихарь остановился и подождал, пока умрун подойдет ближе. Нет, это не бойкий труп: у того из носу текут бесконечные сопли, и если утереть их чистым наговорным платком, тут он тебе в благодарность покажет клад. И не живой покойник, а то бы еще издали начал перечислять пронзительным голосом многочисленные Жихаревы грехи и преступления, пока не застыдил бы до смерти. Стало быть, ходячий мертвец–кровопивец.

Жихарь переложил факел в левую руку, а правой крепко взял осиновый кол острием вперед. Умрун был недавний, ядреный, на нем еще одежда не успела истлеть; вот оружия не было и не могло быть, к счастью или к сожалению. Волосы белые, а лицо молодое и даже румяное, борода отросла до пояса, ногтей под землей тоже никто не стрижет.

Мертвец и сам остановился и улыбнулся. Зубы у него были уже нечеловеческие, длинные и широкие, и непонятно даже, как они в этом рту помещались. Зубы располагались в два ряда и ходили ходуном — слева–направо, справа–налево. Такому хорошо грызть решетки и кандалы.

Жихарь сделал легкий выпад колом. Ходячий мертвец отпрянул к противоположной вогнутой стенке и как-то ловко принял телом ее изгиб.

— Не любишь, — заключил Жихарь, взял и ткнул колом повеселее и чуть вбок.

Умрун скользнул по стенке в сторону — туда, откуда пришел Жихарь. — Иди–иди, — велел воин. — Все равно тебе там ничего не обломится. Нынче умрунов кормить не велено — живым не хватает…

Мертвец стремительно нырнул головой вперед, норовя перекусить кол, но Жихарь вовремя спохватился и треснул его колом по зубам, основательно их проредив. Умрун взвыл и отпрянул.

— Не любишь, — повторил богатырь и продвинулся вдоль стенки вперед. Потом замахнулся факелом. — Во, и огоньку не любишь? Так иди с миром.

Жихарь знал, что ходячего мертвеца нужно, хоть расшибись, держать на расстоянии. Он втянул живот, цепь–запояска ослабла и скользнула в подставленную руку с колом. Эх, нет у человека третьей-то руки, не нарастил!

Зеленые глазки замогильного молодца внимательно подстерегали всякое неверное движение, но не дождались. Точным броском цепь легла поперек прохода, отделив мертвое от живого непреодолимой для умруна преградой.

— А железа-то сильнее всего не любишь, — сказал Жихарь. — Ну и ступай прочь, видишь, я не добыча.

Мертвец согласно кивнул, повернулся и пошел себе дальше, к Бессудной Яме — должно быть, случалось находить тем пропитание.

Осиновый кол влетел умруну в спину как раз против сердца. Ключом брызнула едко пахнущая кровь. Мертвец вскинул руки и обернулся. Зеленые глаза гасли, выразив укоризну.

— Ну, извини, — сказал Жихарь. — Бой по правилам — только для живых. Не оставлять же тебя за спиной — люди узнают, станут дураком дразнить…

Мертвец рухнул мордой вниз. Кол в спине дрожал. Жихарь подумал–подумал, да и выдернул оружие: мало ли кто встретится впереди. Хотя, по всем правилам, кол полагается оставить в ране, чтобы не зажила, так то по правилам…

Умрун в последний раз содрогнулся и сдох. Только выбитые зубы подпрыгивали на полу, стремясь к человеку, но железная цепь не пускала. Богатырь подобрал цепь, зубы растоптал в прах коваными сапогами, привел себя в порядок и пошел дальше, а на ходу рассуждал вслух, что в спину, конечно, бить нехорошо, но для умрунов сойдет.

Удаляясь, он нет–нет да оглядывался. Но все было тихо. Богатырь ругательски ругал себя, что вовремя не вспомнил про цепь, а потом сообразил: все правильно сделал, иначе бы не разошлись. Ход вел все вниз да вниз, и это было скверно. Наконец Жихарь воткнул совсем уже коротенький факел в стену, снял мешок, сел и еще подкрепился, мысленно попрекнув Кожаный Мешок за то, что валил со стола все подряд, без выбора. Однако стало полегче. Только и второй кол пришлось зажечь от остатков первого. Вся надежда теперь была на цепь да на золотую ложку в случае ближнего боя.